– Так и не вспомнила, – немного потерявшись от его сердитости, ответила Инга.

– Не вспомнила? Почему же тогда… пришла?

– Я гуляла просто, – огрызнулась она в ответ, теряясь еще сильнее.

– Почему ты пришла сюда?

Горин выглядел еще более растерянным, чем она сама. И все это вместе выглядело странно.

Очень странно.

– Пришла и пришла. Не знаю, почему.

– Мы здесь встретились с тобой. Второй раз. Случайно. Через месяц после той первой встречи в машине во время дождя. Помнишь, я тебе рассказывал?

– Бред какой-то, – пробормотала Инга. Теперь настала ее очередь сердиться.

– Ты мне не веришь, – ответил он обреченно.

– А почему? Скажи, почему я, собственно, должна тебе верить?

– Мне показалось… – тихо проговорил он в ответ и замолчал.

Инга и без того поняла, что ему именно показалось. И почему это ему показалось. И даже покраснела. И разозлилась на себя за это.

– Креститься надо, – ответила первое, что пришло в голову. – Марина так говорит.

– Какая еще… Марина?

– Подруга моя. Ты что же, не знаешь, что у меня есть подруга Марина? Странно.

– Знаю. Просто мы с ней лично… не знакомы. Поэтому я и не понял сразу. Ты почему злишься?

– Я не злюсь. Я задала тебе вопрос в самом начале нашей беседы. А ты на него до сих пор не ответил. Ты как здесь оказался?

– Я пришел, потому что ждал тебя. Я приходил сюда каждый день. Каждый день с тех пор, как ты выписалась из больницы. Я пришел, потому что здесь мы с тобой встречались раньше. В первый раз… То есть, во второй раз. И потом еще. Много раз. Именно здесь встречались. Теперь я ответил?

– Я тебе не верю, – сдавленным шепотом проговорила Инга. – Почему я должна тебе верить?

– У меня нет доказательств, – ответил он немного сухо.

Она отвернулась к воде. Долго смотрела на мелкие круги, тающие на поверхности, пытаясь успокоиться.

Успокоиться не получалось.

– Ты следил за мной, – сказала она со злостью. – Я знаю, что ты за мной следил. Сегодня, и раньше тоже следил. За несколько дней до аварии. Я знаю.

От этого ее предположения он заметно опешил. Или очень хорошо сыграл, как и полагается голливудскому актеру, крайнюю степень изумления.

– Зачем мне… следить за тобой? Что ты такое говоришь?

– А то и говорю, что знаю, – не сдавалась она. – Знаю совершенно точно, что следил. Скажи, зачем?

– Я тебя люблю, – вдруг сказал он. Тихо и совершенно невпопад.

– Поэтому… следил?

– Да не следил я за тобой, Инга! – вскипел Горин. – Что ты заладила! Следил, следил! Говорю же, не следил! Что за глупости!

– Не глупости. Ничего не глупости, – продолжала настаивать Инга. Но, как ни старалась, голос звучал абсолютно беспомощным.

– Да с чего ты взяла вообще, что за тобой кто-то следил?

– Я знаю.

– Знаешь? Вспомнила, значит?

– Нет, не вспомнила. Мне Марина сказала.

– Марина тебе сказала? Да какая еще Марина? – снова взорвался Горин, переходя почти на крик. В полной тишине его голос можно было услышать в самом дальнем конце липовой аллеи.

– Моя подруга, – напомнила Инга. – И не надо так орать. Ты же сказал, что знаешь, кто такая Марина.

– Господи, – простонал он. – Извини. Я не буду больше орать. Я опять забыл про эту твою Марину. Только учти, эта твоя Марина… Она тебе врет. Врет, слышишь? Она не может знать, что я за тобой следил. Она меня ни разу в жизни не видела. Она вообще про меня ничего не знала. Она… Эх!

Горин безнадежно махнул рукой. И полез в карман доставать сигареты.

Инга была в замешательстве. Если она сейчас скажет, что он, к тому же, испортил тормоза в ее машине, специально, чтобы она разбилась – пожалуй, он просто примет ее за сумасшедшую. Она собиралась сказать ему это. Только что – собиралась. Выложить, как на духу, все свои козырные карты, и понаблюдать за его реакцией.

Но теперь что-то изменилось.

Она и сама не понимала, что. То ли его расстройство и досада были такими настоящими, то ли нервный жест руки, нырнувшей в карман в поисках заветной пачки, показался ей естественным и даже немного знакомым…

Он долго молчал и нервно курил, не глядя на Ингу.

– Ну и что она тебе еще про меня рассказала, эта твоя Марина? Небось, сообщила, что я вор-рецидивист? Серийный маньяк-убийца, специализирующийся на малолетних детях и старушках? Что это я застрелил Джона Леннона и Индиру Ганди? В восьмидесятом и восемьдесят четвертом годах соответственно. Что это я покушался недавно на жизни президентов США и Грузии…

Он выплевывал каждое слово с яростной злостью. И был похож на обиженного ребенка, которого в чем-то несправедливо обвинили взрослые.

– Успокойся, – тихо сказала Инга. – И перестань говорить глупости. В восемьдесят четвертом, а тем более в восьмидесятом году ты был слишком маленьким…

– Зато в две тысячи шестом я был уже большим! – не сдавался Горин. – Очень даже большим! Так что грузинского и американского президента тебе списать не удастся! На них-то я уж точно покушался!

– Ну и зачем, – устало поинтересовалась Инга, скрывая неизвестно откуда появившуюся улыбку. – Зачем ты на них покушался? Что они тебе сделали-то, эти президенты, а?

– А это ты у своей Марины спроси. Она наверняка знает. Она же все про меня знает! – упрямо ответил он и отбросил в сторону недокуренную до половины сигарету.

– Она про тебя ничего не знает. Ты же сам сказал. И перестань психовать, пожалуйста. Ты зачем сюда пришел, ругаться со мной, да?

– Это ты сюда пришла со мной ругаться.

– Хорошо. Беру свои слова обратно. Это не ты за мной следил.

– Как у тебя все просто, – недовольно пробурчал он, успокаиваясь. И вдруг спохватившись, тревожно спросил: – Подожди, так получается, за тобой правда кто-то следил, что ли?

– Марина… – начала было Инга, но осеклась, заметив, как искривилось при одном звуке этого имени лицо Горина. И не стала продолжать.

Она оттаивала. Злилась на себя за это чувство, обзывая себя мысленно пустоголовой идиоткой, но ничего не могла с этим поделать.

Абсолютно ничего.

Горин пристально и встревожено смотрел на нее, ожидая продолжения.

– … сказала, что последние несколько дней перед аварией за мной следил кто-то. Высокий брюнет. В костюме и в галстуке. Сверху – кожаный пиджак нараспашку.

– Я не ношу костюмов и галстуков. Я в джемпере хожу, – зачем-то сказал Горин.