случае — Земля должна знать… Вы не переживайте, лейтенант Тищенко. Это ж не прямой эфир, где непозволительно даже воздух испортить, — журналист опять улыбнулся, чтобы немного успокоить разволновавшегося парня. Он знал, что его улыбка действует магнетически: любой интервьюируемый успокаивался, когда её видел, и прекращал тупить. — Мы можем сделать любое количество дублей. И на монтажном столе подрежем, если возникнут проблемы.

— Это приказ командующего? — Никита тоже чувствовал себя не в своей тарелке. — Или ваша личная инициатива?… Вернее, вашего телеканала.

— Давайте начистоту, лейтенанты, — Агван снисходительно усмехнулся. — Я бы предпочёл, конечно, кого-то более опытного. У кого язык подвешен, и кого я лично знаю. Но ваше командование считает иначе. Оно желает выдвинуть на передний план именно вас. Я понимаю почему, конечно. И вижу в этом определённую логику. Поэтому давайте не затягивать. До вечера я должен разобраться с вами и отправить материал на утверждение. А затем для новостного ассорти взять интервью у сошки, извиняюсь, помельче…

— Вы считаете, мы недостойны вашего внимания? — Алексей недовольно поморщился. Акопян говорил так, будто делает им одолжение.

— Я считаю, что мир должен знать о всех вас, — Агван сделал широкий жест рукой, охватывая весь ангар и указывая на остальных пилотов. — А не только о вас, — он поставил ладошки на небольшом расстоянии друг напротив друга, как бы показывая масштабность темы. — Улавливаете разницу? Но поскольку меня поставили перед фактом, выбора я не имею. Придётся работать с вами… Начнём, может быть? — Агван указал в сторону, где уже суетились работники канала. Расставляли стулья, устанавливали зелёный Rir-экран и налаживали свет. — Мне всего сутки выделили на всё про всё.

— Идёмте, — Алексей схватил за руку Илью, который собирался что-то возразить. А затем сжал руку Никиты. — Мы ответим на все вопросы. Нам не впервой.

Агван обратил внимание на действия лейтенанта Телегина и сразу понял, что досье не врали: в звене вундеркиндов этот являлся лидером. Его мнение важно для двух других и, возможно, мнение двух других совершенно не важно для него. В любом случае, Агван планировал внимательно присмотреться именно к нему и попытаться осторожно пробить брешь, задавая вопросы. Не завуалировано уязвить, как он иногда проделывал с неприятными собеседниками, а попытаться поставить на место.

— То, что вам не впервой, я тоже знаю, лейтенант, — вновь улыбнулся он. — Но со мной можете говорить без утайки, можете не подбирать слов. Ваше непосредственное начальство всё равно потом подвергнет интервью цензуре.

Алексей недобро посмотрел на улыбающуюся рожу. Похоже, этот армянин действительно относится к ним снисходительно. Не как к достойным, а как к тем, кого ему навязали. Как к неоперившимся птенцам, привлёкшим к себе незаслуженное внимание. И им надо постараться переубедить его. Постараться вести себя уверенно и профессионально. Иначе эта снисходительная улыбка будет ещё долго бесить во снах.

Валентин Полевой, приставленный к друзьям как часовой, держался чуть в стороне, когда команда телеканала порхала вокруг друзей. Их усадили напротив зеркал и предоставили гримёрам, пока звукорежиссёр настраивал звук, операторы выбирали ракурс, а осветители налаживали свет.

— Расслабьтесь и не торопитесь, — посоветовал Агван, когда друзей усадили на стульях. — Слушайте вопросы, думайте, прежде чем ответить, и ни в коем случае меня не перебивайте. Так мы справимся гораздо быстрее… Вова. Вова, готов?

— Да, ещё пару секунд, — звукооператор в огромных наушниках возился в огромным микрофоном.

— Тест… тест. Один, два, три… Звук есть. Камеры готовы?

— Готовы.

— Тогда начнём… Три, два, один…

…Агван, в отличие от неопытных юнцов, чувствовал себя уверенно. При себе у него был предоставленный вояками вопросник, который он подредактировал, чтобы вопросы не звучали обыденно. Он подготовился и изучил личные дела молодых парней. И хоть ему поставили задачу преподнести их в наилучшем свете, он планировал развести на эмоции каждого. Задеть самые чувствительные струны, разбередить самые тяжёлые воспоминания. Особенно ему хотелось выжать эмоции из Телегина, коего считали твердокаменным даже психологи особого отдела СКР. Агван был согласен, что эта троица обладает определёнными умениями, позволившими пережить ужасное столкновение с представителем инопланетной цивилизации. Но что они представляли из себя как люди, он не знал. Своими вопросами он хотел добраться до нутра каждого из них. Найти и показать зрителям нечто человеческое. Возможно, воспоминаниями о пережитом довести до слёз. Продемонстрировать, что эти ребята не бездушный винтик в военном механизме, а обыкновенные люди.

Но, практически сразу, всё пошло не по плану. Эдакая исповедь пацанов впечатлила Агвана. Он действительно проникся. Он задавал вопросы и внимательно слушал, а не пропускал мимо ушей. Он делал пометки в блокноте и позволял выговориться. И чем больше они говорили, тем сильнее Агван хмурился. Он не узнавал себя. Он не остался равнодушным к чужой истории, как советовали преподаватели на факультете журналистики. Он сочувствовал этим ребятам, в первый свой полёт увидевшим и пережившим больше, чем многие другие пилоты переживали за всю жизнь. Он поверил, что между этими тремя есть нечто неосязаемое, то самое чувство именуемое дружбой. Иначе он не мог объяснить, почему они не сломались, когда в истребителях закончилась не только вода, но и кислород. Почему каждый прежде всего заботился о другом. Почему поддерживал и уговаривал не сдаваться. Почему ни одна рука, тянущаяся к пистолету, так и не схватила его.

Агван слушал стеснительного Тищенко и помогал ему освоиться перед камерой, вместо того, чтобы легко превратить в рыдающий фарш. Слушал Терехова, и ни разу не спросил, что тот думал в моменты, когда вспоминал о беременной жене и приходил к пониманию, что она станет вдовой. Слушал Телегина и соглашался с выводами психологов. Пацан этот стойкий и упорный. Хоть в отчётах писали, что он импульсивный, Агван не заметил этой черты характера. Он лишь видел непоколебимость и желание защитить своих друзей от любой опасности. И Агван ничуть не удивился, когда услышал от Телегина, что тот держался до последнего. Когда Тищенко и Терехов уже утратили надежду, Телегин помог друзьям выдержать муки кислородного голодания и холод обледеневшего кокпита. Как настоящий лидер звена именно он сражался до конца.

Поэтому к финалу полуторачасового интервью Агван поменял своё мнение о пилотах. Он больше не считал их фартовыми выскочками. Он убедился, что ребята подходят друг другу. Дополняют друг друга. Им повезло познакомиться, выбрать общую и невероятно важную в нынешнем контексте стезю и стать не просто коллегами, а друзьями в полном смысле этого слова. И, слушая ответы, Агван вспомнил это забытое чувство. Вспомнил, что когда-то давно ему посчастливилось это чувство испытать. И потерять, потому что перестал ценить.

— Молодцы, — похвалил он парней, когда режиссёр