брат и бабушка отпраздновали успех выпускницы вместе с ней. В их доме в Мартаз-Винъярде состоялась вечеринка, и Конни предстояло долгое жаркое лето. У президента компании, где работал отец Конни, была дочь, отдыхающая вместе с ними, и брат Конни запал на нее. В июне и июле обычные социальные ограничения переставали работать. В Винъярде вообще снобизм был не в чести. Можно было общаться с кинозвездами, известными политиками или простыми рыбаками и официантками, и никто не шептался у тебя за спиной, не показывал пальцем. В общем, это было типичное лето.

– Но к тому времени я уже познакомилась с Рубеном. – Конни продолжила рассказ. – Он жил в Эдгартауне, а я на окраине Оук-Блаффса. Днем я работала в кафе-мороженом, и он как-то зашел туда, чтобы встретиться с друзьями. Господи, я никогда ни на кого так не реагировала, как на него. Когда он вошел, я уронила шарик мороженого, который делала, у меня затряслись руки, и говорила я как полная идиотка. Рубен вел себя очень мило. Он мог себе это позволить. Я уверена, что все девушки на острове желали его больше всего на свете.

– Он оправдал ваши ожидания или разочаровал вас? – спросил Барда.

– Я так и не получила возможности это узнать. – Конни закрыла глаза. – Он попросил у меня номер телефона, и я дала его, сделав вид, что это обычное дело. Но это было не так. У меня до сих пор не было настоящего бойфренда. Я училась в школе-интернате для девочек на материке, и там был жесткий контроль. А летом меня держали в ежовых рукавицах родители – они хорошо знали, что многие девушки попадают в беду, завязывая близкие отношения с туристами и посещая фривольные вечеринки. Я должна была возвращаться домой к определенному часу, соблюдать множество правил, рядом со мной всегда кто-то был. Но мне уже исполнилось восемнадцать лет, и скоро я должна была отправиться в университет, так что, думаю, родители поняли, что уже поздно пытаться запереть меня в четырех стенах… Рубен позвонил мне через неделю. Мы договорились встретиться на пляже Сквибнокет-бич в восемь часов вечера. Мы собирались выпить пару банок пива – это была его идея, поскольку сама я не пила. На этом пляже можно развести костер, если вы приносите с собой дрова и ведете себя с осторожностью. В темноте дорогу на пляж найти нелегко, и людей обычно бывает немного. Там можно поплавать под покровом ночи, и вода вокруг вас освещается, если вы врезаетесь в гребневика.

Конни готовилась к этой встрече весь день, удаляя воском волосы на теле, выбирая одежду – сначала более откровенную, затем менее. Она нарочно взъерошила волосы, чтобы Рубен не подумал, что она лезет из кожи вон, чтобы понравиться ему. Прошла уже половина летних каникул, но если у них с Рубеном все срастется, то впереди еще август.

Взяв джип, Конни положила в багажник коврик для пикников, дрова для костра, спички и пару одеял. И остановилась на подъездной дороге, чтобы еще раз наложить блеск для губ. Этот блеск назывался «обнаженный мед». Странно, какие мелочи застревают в твоем мозгу. Родителям Конни оставила записку, в которой сообщала, что заночует у своей лучшей подруги Джеммы. Джемма, участвующая в этом обмане, была готова подыскать правдоподобную отговорку на тот случай, если родители Конни ей позвонят и попросят позвать свою дочь к телефону. Все было продумано до мелочей.

– Вечер был ясным. И очень звездным. Летом в Винъярде так бывает часто, но тот вечер был особенно хорош. Мы собирались посмотреть, как заходит солнце. Тамошние закаты похожи на картины Тернера. Господи, я была так взволнована. Вам знакомо это ощущение в самом низу живота? Я говорю не только о сексуальном возбуждении, которое ты испытываешь, встретив того, о ком ты мечтал. Речь идет о предвкушении чего-то нового, о возбуждении, вызванном появлением в твоей жизни человека, который должен стать для тебя очень важным. Этот вечер обещал стать вечером откровений. Думаю, я правильно описала вам свои чувства.

Раздался стук в дверь – в номер доставили еду.

– Не беспокойтесь, я все сделаю сам, – сказал Барда и, взяв поднос с едой, поставил его на кровать. Но никто из них не приступил к еде. – И что же случилось потом?

– Я не помню. Я проснулась в больнице. Моя машина была обнаружена в лесу на дороге, ведущей на Скрибнокет-бич. Все решили, что в темноте я сбилась с пути, повернула не туда и врезалась в дерево. Не знаю, ждал меня Рубен или нет. Надеюсь, что ждал, но в таком случае он потратил вечер, ожидая девушку, которая так и не явилась. Когда я не вернулась к полуночи, мои родители позвонили Джемме, она рассказала им правду, и они организовали поиски. Проблема заключалась в том, что… – Конни села на кровати, сняла колпак с подноса и, взяв вилку, начала возить еду по тарелке. – Когда я пришла в сознание, оказалось, что я не могу ни говорить, ни писать. Что я вообще не могу объясняться. Попытки заговорить вызывали у меня сильное головокружение. Сосредоточиться на отдельных словах было невозможно. Я могла ходить, есть, одеваться – делать все, но не общаться.

– Но думали вы нормально?

– Да. И от этого было еще хуже. Это было чудовищно. Я чувствовала свое бессилие, свою изоляцию. Я была заперта в своем собственном мозгу.

Барда подошел к окну и, хмурясь, посмотрел вниз, на улицу:

– Я даже представить себе не могу, как ужасно это было.

– Дальше будет еще хуже. Мои дедушка и бабушка много лет жертвовали большие суммы денег одной больнице в Бостоне. И близко дружили с тамошним психиатром доктором Вебстером. Он принадлежал к их поколению, и ему было несвойственно сострадание, но об этом я узнала позже. Моя бабушка позвонила доктору Вебстеру сразу же. Он осмотрел меня, мне сделали томографию, и, не найдя никаких физических отклонений, психиатр решил, что в результате того, что я солгала своим родителям, собираясь впервые отдаться мужчине, у меня развилась подростковая истерия. По его мнению, я умышленно разбила машину, чтобы избежать сексуальной конфронтации и окончательного взросления. Он также решил, что мой отказ общаться был преднамеренным. Он хотел подвергнуть меня интенсивной терапии и гарантировал, что выведет меня из этого состояния не позже чем за три месяца… Вы не притронулись к своей еде.

– Я не голоден, – отмахнулся Барда. – А ваши родители не обращались к другим специалистам?

– Доктор Вебстер был одним из самых уважаемых психиатров в Бостоне и считался