— Ничуть не сомневаюсь. — Его лицо слегка омрачилось.

— Дарили цветы и все такое прочее, — добавила она. — Порой даже бриллианты. Но они не понимали, что я за женщина. А я бы хотела иметь такую семью, в которой… — Она сделала небольшую паузу, а затем продолжила: — Как ты считаешь, с моей стороны опрометчиво надеяться на то, что муж будет всегда прислушиваться к моему мнению?

— Да, — ответил Симеон.

Исидора поморщилась.

— Ну тогда хотя бы большую часть времени, — сказала она. — И еще я мечтаю о страсти, которая так тебе не нравится. Мне не по нраву спокойная и уравновешенная жизнь. Я бы предпочла какие-нибудь приключения… — Признаться, Исидоре нравилось даже думать об этом.

Неожиданно Симеон оказался совсем рядом с ней. Он двигался тихо и осторожно, как хищник, однако ей показалось, что он не знает, что сказать.

— Симеон? — недоуменно спросила Исидора.

Он не поцеловал ее, хотя, едва взглянув в его глаза, Исидора почувствовала, что у нее подгибаются колени.

— Я хочу, чтобы ты знала, Исидора: ты мне очень нравишься, — прошептал Симеон.

Она не смогла найти подходящих слов в ответ.

3 марта 1784 года в тот же день

Джемма приехала в «Судебные инны», где располагался рабочий кабинет Элайджи, справедливо пребывая в полной уверенности, что неотразима. Эта уверенность появилась у нее, как появилась бы у любой женщины, которая провела три часа перед зеркалом. В конце концов она надела шелковое платье янтарного цвета и туфельки, отороченные темно-золотой косичкой, с бриллиантовыми пряжками. Волосы она убрала в высокую прическу — слегка припудренную и поблескивающую мелкими бриллиантами, которые прекрасно сочетались с драгоценными камнями на туфлях.

Скорее всего Элайджа не заметит всех этих деталей, но женщина всегда чувствует себя увереннее, когда выглядит безупречно с головы до ног.

Когда Джемма впервые побывала на службе у Элайджи — а случилось это в самом начале их брака, — было уже за полдень, и в кабинете никого не было. Она тогда быстро прошла по анфиладе комнат, заметив лишь темные панели на стенах да портреты тучных мужчин, и оказалась во внутреннем рабочем кабинете Элайджи. Сейчас все было иначе. Джемма распахнула дверь в кабинет мужа и увидела целую толпу мужчин, которые кричали что-то друг другу.

Наступила тишина, все они повернулись в ее сторону, а потом снова зашумели. Однако Джемма заметила, что один клерк, заметив ее, явно занервничал и юркнул в какую-то дверь. Сама Джемма замерла на месте.

Прямо перед ней стояли два достойных лондонских торговца. Об их занятии Джемма поняла по одежде. Они спорили с каким-то третьим господином — явно правительственным чиновником — о том, что называли «гнездом чумы». Джемма не успела даже понять, где это гнездо может находиться, как вдруг появился личный секретарь Элайджи. Вид у него был обеспокоенный.

Мистер Каннингем пробрался сквозь толчею и, едва оказавшись рядом, принялся горячо извиняться.

—. Все в порядке, — остановила его Джемма. — Мне тут даже интересно.

— Сегодня среда, ваша светлость, — проговорил секретарь, направляя Джемму к двери, из которой он только что вышел. — К сожалению, в середине недели у нас царит полный хаос. Впрочем, по вторникам тоже, да и во все…

— Да и во все остальные дни, — договорила за него Джемма. — Кто все эти джентльмены?

— Просители, — объяснил он. — Как вам, возможно, известно, в Ост-Индской компании служит множество людей, единственная обязанность которых — информировать членов парламента о том, что компания хотела бы сделать. В кабинете его светлости всегда находится несколько человек, надеющихся получить слово. В последнее время здесь появилось очень много людей, которые предлагают различные решения возросшей проблемы разорительных грабежей.

— Я что-то читала об этом, — заметила Джемма. — Но, Бог мой, что Бомон может предложить бедным ограбленным людям?

— О, мы беспокоимся вовсе не о жертвах, — заверил ее Каннингем. — Умы членов парламента в настоящее время заняты совсем иным: они думают, как поступать с преступниками. Прежде мы отправляли их в колонии, но война в Америке заставила прекратить эту практику.

— Конечно, — кивнула Джемма. — Такое ощущение, будто крысоловы внезапно покинули город. И теперь с крысами никто не может справиться.

— Мы пытались отправлять их в Западную Африку, но это не помогает, — сказал Каннингем, пробираясь сквозь битком набитую людьми вторую комнату. — Только подумайте, нам приходится сажать их за решетку на списанные военные корабли, что стоят на Темзе, и запирать на старых судах.

— Полагаю, со дня на день они убегут оттуда, — сказала Джемма. Они вошли в третью комнату, полную просителей. — Мистер Каннингем, а есть ли более подходящее время навешать мужа?

— Да нет, что вы, тут у нас так с утра до вечера, — бросил Каннингем через плечо.

— Господи, я не была тут много лет и понятия не имела…

— Благодаря тому факту, что его любит мистер Питт, а также уважает мистер Фокс, его светлость находится в незавидном положении брокера, вынужденного идти на компромисс.

Наконец они дошли до комнаты, в которой было всего несколько худосочных мужчин, что-то торопливо записывающих на листках бумаги.

— Если вы пройдете сюда, ваша светлость, — сказал мистер Каннингем, указывая на дверь, — герцог будет рад принять вас в своем кабинете.

Джемма вошла в помещение, а мистер Каннингем растворился где-то у нее за спиной.

У Элайджи был чудесный кабинет с камином в стиле рококо. Муж тут же вскочил с места и бросился ей навстречу. Однако сердце Джеммы упало, когда она увидела ледяной взгляд его глаз.

— Нам надо поговорить, — заявила Джемма. — Но извини, что я побеспокоила тебя, когда так много людей дожидается твоей аудиенции.

— Проходи, — сказал герцог, указывая на маленький диванчик.

Она приподняла бровь.

— Вишневая саржа? Отлично. — Диван был обит такой же тканью, как и стулья в ее парижском салоне.

— Она мне понравилась еще в твоем доме, — просто сказал Элайджа. — Я вспоминаю о тебе, когда смотрю на этот диван.

Джемма не знала, как реагировать на эти слова. Действительно ли ей хочется, чтобы муж вспоминал о ней благодаря паре стульев?

Элайджа сел — скорее напротив нее, чем рядом.

— Я получила забавное письмо от Роберты, которая пишет, что ее отец женится на русалке, — проговорила она. — Мне ужасно хочется съездить к ней и посмотреть на все своими глазами. Я хотела бы уехать сегодня же днем или завтра утром, вот и решила сообщить тебе об этом.

— Очень мило, что ты захотела сама сказать мне о поездке, — промолвил Элайджа. — Русалка… Хотел бы и я встретить русалку.