– Ты – и испугался? – усомнился мужчина. – Ты, который дрался и одолел самого Хлада?

– Да, я. И на сей раз я был один, а предо мной находился даже не Хлад, а его хозяин.

– Что-то непонятное ты говоришь, старик, – крякнул мужчина, в недоумении потирая свою лысину. – Может, ты просто не так смотрел или не туда попал? – предположил он.

– Туда. Именно туда. Но даже не это главное. Вспомни, как двигалась вода в Каиновом озере, что считалось Оком Марены.

– А чего тут вспоминать. Она пропадала ненадолго. Глаз открывался и целую седмицу был открыт. Мудрые люди сказывали, что как раз в это время из него и выбиралась наружу всякая нечисть, чтобы собрать жертвы для своей повелительницы. Потом приходила вода и Око у богини закрывалось.

– Правильно. Так оно и было когда-то. Но ныне Око уже не закрывается.

– То есть как? Совсем? – растерялся мужчина.

– А чего тут такого страшного? – вмешался в разговор Константин, пытаясь понять причину для столь глубокого беспокойства. – Какая в том беда?

– Да ты что? – чуть не подскочил от возмущения мужчина. – Совсем ты, что ли, дите неразумное?

– Угомонись, – осадил его волхв. – Он и впрямь не знает, – и пояснил: – Когда Око открывается – а такое случается не каждый год, – для Руси всегда наступает тяжелый год. Ты спросил – какая беда. О том никому не ведомо, потому как она всегда разная. То разлад среди князей – и кровь льется по Руси рекой, то засуха наступает – и люди мрут как мухи. Да что там я тебе поясняю – сам, поди, зрел, пока сюда ехал, сколь мало снега на полях. Ежели до конца зимы такое продержится, земля неурожаем побалует, на семена людям не вернет. А это только начало. Такое бывало, когда вода в озере всего-то на десяток-другой ден пропадала. Ныне же оно и к зиме не наполнилось. Так что у Руси впереди не просто плохой год – страшный. А скорее всего – даже не один. И чем дольше это Око открытым будет, тем больше этих лет впереди нас ожидает.

– А старика Вершигора ты зрел? – осведомился мужчина.

– Нет его, – глухо откликнулся Всевед. – Потому и Око открыто. И не по своей воле я туда заглядывал.

– Ха! – громогласно усомнился мужчина. – И кто же тебя мог заставить?

– Не заставить – попросить, – тихо поправил его Всевед и ответил: – Мертвые волхвы. Ведомы тебе такие?

– Слыхать-то слыхивал, а вот зреть воочию не доводилось, – смущенно сознался мужчина. – Я иной раз даже мыслил, будто они вовсе давно вымерли в своих пещерах.

«То есть как это мертвые и вымерли?» – едва не ляпнул Константин, однако вторично выказывать свое невежество постеснялся. Однако Всевед будто услышал немой вопрос князя и, повернув к нему голову, спокойно пояснил:

– Еще в то время, когда по призыву твоего пращура на Русь воронами слетелись служители Распятого, часть волхвов ушла. Остался едва ли не один из каждого десятка.

– Трусы! – буркнул мужчина. – Надо было не уступать.

– Нет, – вздохнул Всевед. – Просто у них была своя правда. Они сказали, что коли нет в них нужды, то навязываться самим негоже. И ушли они не для того, чтобы спастись самим, а дабы сохранить мудрость. Ныне их никто не в силах отыскать. Ведомо токмо, что осели они где-то далеко на восходе, в горных пещерах. А те, что остались, в отместку прозвали их мертвыми волхвами. Сколько их там ныне обитает и где – никому не ведомо. Они о себе вестей не подавали, а оставшиеся, как бы плохо ни было, тоже никогда искать их не пытались. А вот ныне… – Всевед слабо усмехнулся. – Подали голос.

– Сами?! – вытаращил глаза мужчина.

– Сами, – подтвердил волхв. – Уж больно великая беда на Русь грядет, и ежели мы все вместе не возможем Морене подсобить, дабы она свое Око закрыла, то…

– И сызнова я не пойму – как так подсобить? – мужчина в недоумении уставился на старика. – Она ж того. Схочет – зажмурится, а не схочет – чем ты ее заставишь? Кто с нею справится?

– Мертвые волхвы, – устало ответил волхв. Было заметно, что каждое слово давалось ему со все большим и большим трудом. Всевед указал Радомиру на крынку. Юный волхв дрожащей рукой поднес ее к губам старика, и на Константина, который на этот раз был подле старика, пахнуло непередаваемо мерзкой вонью. Запах был настолько противен, что у князя немедля скрутило желудок и он опрометью кинулся прочь за ближайший дуб.

Тошнило его долго и обильно, выворачивая наизнанку. Пришел Константин в себя от легкого похлопывания по плечу. Он обернулся. Рядом стоял лысый.

– Всевед опосля выпитого все равно не сразу в себя придет, – пояснил он Константину, со вздохом продолжив: – Зря он, конечно, все это затеял с настоем-то. Мог бы и ворожей поспрошать, хотя туда и впрямь все равно ни одна из них заглядывать бы не стала. Видать, и впрямь ждать было нельзя. Он ведь не то что иные волхвы. Ведомо ли тебе, что он всю жизнь не токмо верховным жрецом Перуна был, но и его воем, да еще самым лучшим?

– Ведомо, – откликнулся Константин, вытирая рот.

– А ведомо, что это он убил самого Хлада?

– И это знаю, – кратко отозвался Константин, не желая уточнять всех подробностей.

– А откель? – не унимался лысый.

– Я… был там… в ту ночь… и видел, – нехотя ответил князь.

– Погоди, погоди. Так это не тебя ли лечили волхв и Лада прошлым летом? – вытаращил свои странные глаза мужчина. Странными они были потому, что все в них почему-то отражалось вверх ногами, включая и самого князя.

– Меня, – сознался Константин.

– Стало быть, ты – князь рязанский? Вот тебе и на. Никогда бы не подумал, что у него в друзьях закадычных такие люди ходят.

– Когда мы с ним познакомились, я простым беглецом был, – уточнил Константин.

– Все едино, – небрежно махнул рукой мужчина. – То даже поболе ценится. Беглец – он, чтоб живот свой спасти, и со Злодием[124]дружбу готов завести, но ты сохранил ее, даже став князем, а это дорогого стоит. Стало быть, сам князь Константин предо мною стоит. Вот удружил мне волхв со знакомцем новым, да еще таким именитым.

– А мне тебя как звать-величать? – осведомился Константин.

– А разве Всевед имечко тебе мое не обсказал?

– Нет, конечно.

– Вот это славно, княже. Вот это мне Всевед удружил, – радостно потер ладони собеседник князя. – Тогда вот тебе моя рука. – Он цепко обхватил широкой пятерней ладонь Константина и, не выпуская ее, бодро заявил: – Ты князь будешь, а я ведьмак[125], стало быть.