— Осторожно! Сзади! — выкрикнула она, но было поздно.

Бандит набросился на Розенкранца и обхватил его, прижимая руки ученого к бокам. Еще один негодяй сильно ударил химика в живот — раз, другой, третий, — Геля только вскрикивала.

Григорий Вильгельмович медленно рухнул на колени, очередной громила ударил его по лицу, потом все четверо (один все ползал и повизгивал) сомкнулись над Розенкранцем и принялись деловито пинать упавшего ногами.

Эта будничная деловитость окончательно сломила Гелю. Ее охватил липкий, тошнотворный ужас, она забилась в руках злодея и пронзительно закричала:

— Не смейте! Перестаньте! Не трогайте его!

— Тпру, савраска, — хохотнул сиплый вонючка, снова дергая ее за косу. — А чтой-то ты разоряешься? Рази папаша-дохтур тебя не упреждал, что променады по Хитровке сильно непользительны для здоровья? А?

Снова на мгновенье выглянула луна. Бандиты все топтались около Розенкранца, словно исполняя какой-то идиотский танец, но Геле бросилась в глаза бессильно распластанная рука на мостовой. В белой, запятнанной кровью манжете искоркой сверкнула скромная ониксовая запонка.

Не помня себя, Геля извернулась и вгрызлась в другую, ненавистную, удерживающую ее руку.

— Ах ты, лахудра! — Сиплый с силой оттолкнул ее.

Она упала на четвереньки, но тут же вскочила и бросилась на помощь Розенкранцу.

— Штырь! Держи ее, паскуду! Уйдет! — скомандовал сиплый.

Один из бандитов оставил ученого и двинулся девочке наперерез. Геля воинственно завизжала и выставила вперед руки со скрюченными пальцами, готовая расцарапать физиономию мерзавцу, если он посмеет приблизиться.

Мерзавец и не посмел. Он вдруг охнул и закрыл лицо ладонями.

— Что, испугался?! — воодушевленная явным страхом противника, заорала Геля. — Я тебя придушу, понял? Просто придушу, гад паршивый, только тронь!

Паршивый гад медленно опустил руки, и Геля отшатнулась — лоб у него был разбит, по лицу густо стекала кровь.

В воздухе что-то свистнуло, и Штырь, закатив глаза, рухнул навзничь.

Снова раздался тот же загадочный свист. Следом еще и еще. Избивающие Розенкранца бандиты вдруг нелепо задергались, словно в их идиотском танцклассе поставили другую музыку.

Один со стоном повалился на землю, другой, охнув, схватился за бок.

— Что за дела, Маз? — злобно крикнул третий. — Какая-то мразота меня дождевиком поздравила!

Геля завертела головой, не понимая, что происходит, и в мимолетном свете луны увидела человека, небрежно прислонившегося к стене углового дома.

— А щас мы эти дела разъясним, — угрожающе просипел Маз и крикнул: — Ктой-то там такой борзый нарисовался? Обзовись!

— О! Так ты ж мой вопрос спросил, — ответил ленивый, с растяжечкой голос. — Чужую поляну чешете, бычье беспардонное. Знаете, что за такое от обчества бывает?

— А ты подойди, растолкуй.

— Ваня Полубес растолкует. И псы его, — с издевкой донеслось от угла, но тут же тон говорившего изменился, стал резким: — Э, баклан, грабли от беты прибери!

За плечом у Гели послышался звук удара, стон и грязная ругань. Обернувшись, девочка увидела совсем рядом одного из бандитов, скрючившегося от боли.

— Латаем, Маз! — проныл ушибленный. — У Полубеса, известно, чердак не на месте. На тряпки нас порвет, и вся недолга.

— Калитку прикрой! — зло пролаял Маз. — Где он, тот Полубес? Ты что ж, сявки какой-то испужался?

— Да блохач это, — проворчал другой бандит, — щас и псы набегут, и Полубес подтянется. Тикаем, я на такое не подписывался.

— Ша базлать! — рявкнул Маз и вдруг истерично заблажил, срывая и без того сиплый голос: — Я те жабры в хребет вобью, гниденыш! Шоха, Дроссель, берите его!

— Ну, гляди, — спокойно, даже с некоторым сочувствием протянул гниденыш. Двое злодеев устремились к нему, но его уже и след простыл.

В тот же миг луну затянуло тучами.

Кто-то из бандитов зашелся в крике, кто-то упал без всякой видимой причины, словно из темноты их атаковали призраки. Геля испуганно присела, накрыв голову руками, и поползла в сторону лежащего на мостовой Розенкранца.

— Григорий Вильгельмович, миленький, хорошенький, вы живы?

Ученый с трудом приподнялся на локте и вдруг навалился на девочку, прижав ее к груди:

— Прошу прощения за фамильярность, Аполлинария Васильевна, — прерывисто проговорил он, — но наших налетчиков, похоже, кто-то забрасывает камнями, и так вы будете в большей безопасности.

Геля счастливо вздохнула — он жив! — сунула голову под пиджак Розенкранца, еще и крепко зажмурилась, не в силах больше выносить весь этот ужас.

Через короткое время раздался крик:

— Маз, брыкай! Рвем когти! — и топот.

Геля рискнула выглянуть из своего сомнительного убежища, но Розенкранц придержал ее за плечо.

— Не подходите — убью, — глухо сказал он.

Геля все же высунула нос из-под пиджака и увидела темный силуэт, грозно возвышающийся над ними. Силуэт был какой-то странный, словно не вполне человеческий. «На нас напали инопланетяне. Или зомби», — устало подумала она и спряталась обратно.

— Ладно, фраер, твоя нынче масть, — донесся до нее ужасный сиплый голос и звук смачного плевка. — А ты, профура, вперед ходи да оглядывайся.

И — тишина.

— Ну все, все. Он ушел, — сказал ученый и мягко отстранил от себя девочку.

Облака разошлись, как занавес в театре, и луна беспрепятственно заливала серебристым, холодным светом пустынный пятачок на пересечении Подкопаевского и Хохловского, где прямо на мостовой сидели Геля и Розенкранц.

Внезапно девочка вскрикнула, заметив приближающуюся к ним из темноты фигуру.

— Барышня хорошая, не бойтесь. Это ж я — Щур.

Щур!

Всхлипнув, Геля схватила подбежавшего паренька за руку:

— Щур, миленький, откуда ты здесь?

— Так, ходю за вами. Приглядываю, — буркнул тот и горячо добавил: — Это не наши были. Залетные какие-то. Наши б вас ни в жисть не обидели! Однако рассиживаться тута нечего. Дядечка, уж не знаю вашего прозвания, вы встать смогете?

— Григорий Розенкранц, отныне навечно ваш должник, — ученый протянул мальчишке руку. — Смею заметить, молодой человек, что вы проявили себя истинным ланцелотом!