Бокий держался в стороне от этой работы. Не то чтобы он смирился с тем, что лишен гипнотических способностей… Просто он решил взять верх над Артемьевым в другой области.

Я уже упоминал, что первоначально Спецотдел носил название шифровального и Артемьев начинал работу по шифровке и дешифровке секретных сообщений. Однако его куда больше интересовали другие стороны деятельности отдела – оккультная и идеологическая, вернее, их соединение. Так что именно Бокий сделал 4-е криптографическое отделение Спецотдела столь мощным.

Бокий понимал, что криптографический талант – это тоже особый дар, хотя, может быть, не столь эффектный, как дар гипноза или телепатии. Поэтому в 4-м отделении не было случайных людей – здесь работали своего рода гении. Бокий выискивал криптографов по всей стране, и скоро штат отдела значительно увеличился. Сотрудники разрабатывали и изготовляли новые коды и шифры. Только в 1921 году было введено 96 новых кодов на различных линиях связи! И эта работа не прекращалась, а только расширялась. Создавались также агентурные шрифты – для работы советских разведчиков в других странах. Шла дешифровка иностранной переписки – почты посольств, перехваченных писем участников контрреволюционных организаций, который действовали внутри страны. Разгадывались шифры Савинкова, Сиднея Рейли, меньшевистских организаций, монархических союзов и так далее.

К этой работе привлекали и нас с Лизой, потому что мы обладали тем, что Бокий называл чувством противника. Педанты-криптографы считают выражение «разгадать шифр» несерьезным, дилетантским, однако мы делали именно это. Мы гадали – и угадывали! Там, где бессильными оказывались знания опытных криптографов, на помощь приходили наши особые способности. Лиза как превосходный медиум улавливала некие совершенно необъяснимые излучения, исходящие от той или иной шифрограммы. Она пересказывала содержание документа, к которому никак не могли подобрать ключ. Как правило, это подстегивало и логику, и знания, и воображение специалистов 4-го отделения. Тем же занимался и я. Нам даже удалось создать особые приемы чувственной расшифровки, основанной только на ощущениях и воображении. В трех случаях из пяти мы верно угадывали содержание шифрограмм и этим значительно облегчали работу отдела.

База шифров в Спецотделе расширялась; теперь началась массовая работа в армии по охране секрета воинской переписки. Был создан Центральный шифровальный отдел РККА. В Москву вызывали для обучения военнослужащих, которым предстояло работать в криптографических армейских подразделениях, да и сотрудникам 4-го отдела приходилось ездить в части для проведения инструктажа. Несколько раз отправлялся в командировки и я.

До сих пор помню то пьянящее ощущение свободы, которое охватило меня, когда я первый раз покинул Москву. Это была всего лишь поездка в Тульскую губернию, входившую в Московский военный округ, однако мне казалось, что я нахожусь неизмеримо далеко от Москвы и тех пут, которые держали меня в Спецотделе! Я совершенно точно знал, что не вернулся бы, никогда не вернулся бы туда, если бы не страх за Лизу, если бы не любовь к ней.

Эта моя поездка длилась всего неделю, но следующая, в Приволжский военный округ, который тогда включал Астраханскую, Казанскую, Нижегородскую, Пензенскую, Саратовскую, Самарскую, Симбирскую, Царицынскую губернии и Уральскую область, затянулась на месяц.

Она оказалась поистине роковой для нас с Лизой, потому что именно в это время у Бокия и возникла его чудовищная идея…

Потом, когда он осуществил ее и я назвал его подлецом, он только плечами пожал и сказал, что эту мысль ему подсказал Артемьев. Вернее, натолкнул на нее. Когда Бокий поделился с ним своим беспокойством, предположив, что я могу сбежать, несмотря на сопровождение, которое мне было придано и которое не спускало с меня глаз, как будто я был не инструктором из НКВД, а конвоируемым преступником, Артемьев рассказал о том, что он предпринял, чтобы я был накрепко привязан к Москве и к Спецотделу.

– Вы считаете, что Гроза настолько сильно любит Лизу, что не пожертвует ею ради собственной свободы? – недоверчиво спросил Бокий.

Артемьев помолчал, а потом ответил холодно:

– Во-первых, да. Он любит ее настолько сильно. А во-вторых, у Грозы есть некое свойство, которое у нас с вами, Глеб Иванович, начисто отсутствует.

– Какое же это свойство? – полюбопытствовал Бокий.

– Благородство души, – ответил Артемьев и вышел из его кабинета.

Когда я узнал об этом разговоре, я не чувствовал никакой признательности к Артемьеву за столь лестный отзыв. Я возненавидел его еще больше за то, что он и в самом деле натолкнул Бокия на мысль, как использовать мое всепоглощающее чувство к Лизе в собственных интересах. Хотя Бокий, конечно, был убежден, что поступает так ради высших целей! А может быть, он и в самом деле в это верил. Но как подумаешь, сколько человеческих судеб было ради этих самых высших целей изломано, становится страшно. И вообще, не зря говорят: какую власть будут насаждать родители, от такой власти пострадают их дети. Какое же будущее я приготовил для своих детей?!

Я не хочу заглядывать в него. Я хочу ошибиться…

Однако я постоянно отвлекаюсь от того, с чего и ради чего начал эти записки. Никак не могу перейти к описанию той истории, которая произошла в Сарове. Я слишком много внимания уделяю нашему с Лизой прошлому, нашей работе, Спецотделу… Наверное, это потому, что я не верю, что сам прочту своим детям эти записки и отвечу на все вопросы, которые возникнут у них. Вполне возможно, мою тетрадь найдет совершенно посторонний человек. Поэтому я пытаюсь описать ту обстановку, в которой мы жили и работали. Без этого трудно понять и настроения, которые владели нами, и оттенки наших чувств, и побудительные причины наших поступков. Спецотдел проник в нашу плоть, кровь (вот уж воистину!), в душу, завладел нашими помыслами – хотели мы этого или нет…

Восточный фронт, 1941 год

Смерть старого друга, которого он привел к гибели, но который искренне пытался его остановить, а потом спас ему жизнь, потрясла Вальтера. Да и служебные неприятности навалились. Его поспешный отъезд из Москвы выглядел как позорное, трусливое бегство… чем он по сути своей и являлся.

Теперь Вальтер был готов на все, чтобы избавиться от дурной славы! И когда первое горе от гибели Грозы утихло, он всерьез задумался о том, что про себя называл его наследством.

Вальтер поставил себе целью отыскать детей Грозы. Он знал, что Лиза Егорова, бывшая Трапезникова, от рождения обладала способностями незаурядного медиума. У Грозы его уникальный дар проявился после физической и в то же время психической травмы: еще в детстве он был поражен молнией. Его сознание, изменившееся после этого случая, получило возможность проникать туда, куда обычному человеческому сознанию нет доступа. Но какой же силой должны обладать дети этих двух людей – представители чистой, словно нарочно выведенной, оккультной породы? Да они могут оказаться поистине уникальными существами, Вальтер в этом почти не сомневался! Гроза как-то обмолвился, что Лиза верит, будто у них будет двойня, и Вальтер был убежден, что она не ошибается. Да, нужно искать не одного ребенка, а двоих! Дети пока совсем маленькие, они еще не научились понимать, какими способностями владеют, не умеют ими управлять, поэтому сейчас самое время взяться за их воспитание и обучение, чтобы направить их таланты на пользу Великой Германии.