Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вербин встал:
– Так, все, мужики. С четверга вы в отпуске!
Алешин усмехнулся:
– Вы же только предложили убыть в отпуск, а сейчас, получается, приказываете?
– Ты хочешь здесь ждать приказа?
– Конечно! Я хату здесь, пока на родине квартиру не выделят, не оставлю. До последнего вздоха буду держать оборону.
Спросил Дементьев:
– А если бумага поступит завтра?
– Я попрошу доведение приказа до субботы!
– Отвальную будем делать? Положено!
– Будем. Поминки вместо отвальной! Завтра же вечером, в офицерском клубе. На ресторан «Джербет» не рассчитывайте. И вообще, до обеда из гарнизона в поселок выезд запрещаю! Вопросы? Нет вопросов! Свободны.
Дементьев, выходя из кабинета, обернулся:
– Надо бы проверить, действительно ли Мирза по-мирному уладил дела с семьей изнасилованной девушки.
– Проверю! Через особистов полка. Тебе отчет в письменной виде представить или устного доклада будет достаточно?
– Достаточно устного доклада!
– Завтра ты его получишь!
– Договорились!
Дементьев вышел из штаба. У курилки его ждали Алешин с Григорьевым. Командир диверсионно-штурмовой группы спросил:
– И что дальше?
Григорьев сказал:
– Предлагаю поправить здоровье!
– Нам же запрещен выезд из гарнизона?
– Да я один слетаю в «Джербет». Заодно узнаю, как дела у Раджана. А? Как смотрите на данное предложение, товарищи офицеры?
Алешин пожал плечами:
– Да можно в принципе, хотя я лично не болею.
– Так и я не болею. Просто настроение дерьмовое, да тошнота нет-нет подкатит к горлу.
Дементьев отрицательно покачал головой:
– Вы как хотите, а я пас! Вчерашнего и утреннего по горло хватило. Спать хочу. Пойду высплюсь.
Прапорщик сказал:
– Эгоист ты, Андрюх! Мы с Вадимом тоже не спали, точнее, легли в одно и то же с тобой время. Однако компанию не разбиваем!
– Нет, мужики, не хочу! Да и будет еще время нажраться.
– Так я же не нажраться предлагаю, а слегка улучшить самочувствие.
– И все равно нет!
– Ну, как знаешь! Вадим, ты тоже пас?
– Я выпью!
– Вот это другое дело.
Дементьев попрощался с сослуживцами:
– Удачного вам дня!
И направился в офицерское общежитие.
На развод его не вызвали, и он выспался. Проснувшись около четырех часов, решил вновь набрать городской номер матери, какое-то тревожное предчувствие завладело офицером. Но телефон, как и прежде, ответил длинными гудками. Дементьев оделся в форму, прошел в часть. В казарму размещения отряда специального назначения. Встретил его командир третьей штурмовой группы старший лейтенант Орлов. Капитан спросил у него:
– Ну, как дела в подразделении?
Орлов пожал плечами:
– Да как обычно. Ребята удручены, многие чемоданы пакуют. Нам здесь и делать нечего. Твоим в морг форму новую отвезли. Гробы вроде тоже сварили. Завтра с утра должны подвезти ребят.
– Понятно! Алешина с Григорьевым не видел?
– Были! Часа два назад. Поддатые, но не пьяные.
– Чего приходили?
– А черт их знает! Зашли, покрутились в казарме и ушли.
– Куда, не знаешь?
– Нет! Машину Диман в парк поставил. Может, к Алешину завернули? Не будут же они по городку болтаться?!
– Кто знает! Ладно. Во сколько машина пойдет за ребятами?
– Планировали на 8.00, но если хочешь, то можешь уточнить время у дежурного по парку.
– Да нет! В парк не пойду!
Орлов спросил:
– Ты едешь в отпуск?
– А чего тут делать?
– Верно, я вот тоже думаю свалить. Сдам дежурство, помяну мужиков и в четверг, как документы получу, на автобусе махну в Ростов.
Дементьев вышел из казармы, прошел по аллее, ведущей в штаб. На скамейке под разлапистым деревом присел на скамейку. Закурил сигарету.
Так, непрерывно куря, Андрей просидел до восьми часов.
Следующий день выдался хмурым. Неожиданно пошел мелкий дождь, впрочем, недолгий. В 9.00 привезенные из морга гробы с погибшими в бою у Кентума спецназовцами выставили на специальных помостах на плацу полка. С трибуны свисали черные полотенца. В 10.00 весь личный состав гарнизона выстроился перед гробами. Подошли и женщины с детьми в траурных одеяниях. Командир отряда поднялся на трибуну, произнес речь. Женщины смахивали слезы. После чего под траурную музыку, склонив знамя, церемониальным маршем мимо трибуны и гробов прошел личный состав полка, отряда и вертолетной эскадрильи. Над плацем пролетели два вертолета огневой поддержки «Ми-24», выпустившие вместо прощального салюта тепловые заряды. Группа Алешина дала трехкратный оружейный залп. На этом под звуки государственного гимна траурная церемония была закончена, и гробы с телами спецназовцев перевезли в клуб, откуда вечером их должны были отправить по месту захоронения, на родину.
Тяжело далась эта церемония капитану Дементьеву. Он не мог избавиться от чувства вины. Что бы ни говорили, но он в любой ситуации в первую очередь должен был обеспечить жизнь своим подчиненным. И он обеспечивал ранее, выполняя сложные боевые задания. А вот на последнем выходе не смог. Не просчитал вероятность применения Кабаном резервной группы. И сейчас он читал в глазах родственников трех спецов, прибывших на прощание, немое осуждение. Да и остальные смотрели на него с укором. Вот, мол, людей положил, а сам живой и невредимый. Стоишь, опустив голову. В действительности, конечно, никто не упрекал и не винил капитана. Но чувствовал себя Андрей скверно. Поэтому после того, как гробы убрали с плаца, личный состав развели по казармам, он не пошел к своим сослуживцам. Отошел за кустарник, росший вокруг плаца, у одинокого, как он сам, дерева встал, нервно куря сигарету. Неожиданно появилась медсестра отряда, Надежда Дерник. Тихо подошла, взяла его ладонь в свою руку:
– Знаю, Андрюша, тебе сейчас плохо. И что-либо говорить бесполезно. Но нельзя так казниться. Ты же ни в чем не виноват. И мог сейчас не стоять здесь, а лежать в цинковом гробу рядом с подчиненными. Ты же не прятался за их спины, воевал вместе со всеми. Наверняка старался быть впереди, и я знаю, если бы мог, то закрыл бы своим телом ребят. Но ты не мог. Успокойся, пожалуйста.
Дементьев отстранил руку:
– Спасибо за поддержку, но будет лучше, если ты уйдешь.
– Но почему ты так со мной?
Андрей повысил голос: