Громов бросился мимо ржавых пультов и затянутых тонкими жгутиками вьюна шкафов, мимо истлевших скелетов на стульях и странных фиолетовых пятен на стенах. Наружу, скорее наружу!

Задел что-то ногой. По полу, шурша по песку, проехал штык-нож с расколотой ручкой, ржавый и тупой. Руслан, почти не думая, подхватил его, сжал в кулаке.

По обломкам пополз вверх, срываясь и съезжая. Цеплялся за тоненькие ветки, обламывая их. Подтягивался, впившись пальцами в крошащийся бетон, бился коленями о стену, стараясь найти опору. Кое-как выбрался, отполз в траву и перевернулся на спину, подвывая от усталости.

Он не знал, сколько пролежал вот так, впитывая разбитым телом земную прохладу. Возможно, несколько раз проваливался в короткий и тревожный сон, похожий на потерю сознания.

Потом внутренний голос сказал, что пора идти. Пилот открыл глаза.

Солнце припекало из недосягаемых высот. По щеке щекотно елозила сломанная травинка. А в нескольких сантиметрах, смущенно выглядывая из-под плоского бетонного обломка, торчала блестящая веретенообразная штука с глубоким черным цветом под кажущейся стеклянной поверхностью. Величиной с ладонь, не больше.

Руслан протянул руку и тронул пальцем находку. Потом еще раз. Взял в ладонь, ощущая приятную гладкую фактуру. Как только он сжал пальцы, руку охватило легкое онемение, приятное и расслабляющее.

Громов подтянул к себе артефакт, переложил в другую руку, вновь ощутил, как уходит боль. Покрутил так и эдак, разглядывая со всех сторон. Засунул в нагрудный карман, не имея сил удивляться или восхищаться.

Он поднялся, покачиваясь и скрипя зубами. Вытащил из-за голенища ботинка нож. Огляделся. Прижимая «веретено» к ноющим ребрам, побрел в сторону лагеря.

Ему нужно отдохнуть, набраться сил. Хотя бы немного попить. Иначе он попросту свалится и не сможет помочь ни себе, ни Илье. Тем более что нужно обсудить ситуацию с Ткачевым, быть может, подумать как перенести лагерь ближе к поселку.

Вытирая грязной рукой пот с лица, пытаясь устоять на отказывающихся идти ногах, Руслан взял курс на болото.

* * *

Громов никогда не мог себе представить, что когда-либо будет радоваться звуку сухого камыша и скрипу старой охотничьей вышки на ветру. Когда из-за деревьев показалась узкая тропинка к лагерю, а в воздухе уже улавливался запах дыма, пилот нашел в себе силы улыбнуться и прибавить шаг. Словно домой вернулся, ей-богу.

В лагере мало что изменилось за день. В яме кострища, в мягкой золе, тлели два уголька, над ними степенно поднимались тоненькие струйки сизого дымка. Листья и хвоя на стенках шалаша немного пожелтели и осунулись, примятая за ночь трава поднялась.

В глубине шалаша, прячась от солнца и жары, лицом ко входу лежал Илья. Его глаза были закрыты, руки сложены на груди. Не сразу понятно живой ли.

Однако, заслышав шум шагов, Ткачев приподнял веки.

– Я вернулся, – констатировал Руслан и повалился к костру, разбросав в стороны руки. – Боже, как же я устал.

Илья молча смотрел на него, поблескивая глазами из темноты шалаша.

– У тебя вода осталась? – повернул к нему голову Громов. – А то я не удержался, попил из ручья, теперь в горле першит.

Ученый вытянул худую руку, катнул в сторону пилота пластиковую бутылку. Она по дуге скатилась к стенке шалаша и уперлась в ветки. В ней было на самом донышке.

Руслан мученически замычал, подтягиваясь к бутылке, схватил ее и выпил в два глотка теплую воду. Прочистил горло и спросил, закручивая крышку:

– С тобой все в порядке, Ильюха?

Ткачев скосил глаза и указал взглядом на что-то, лежащее в стороне. Хриплым, бесцветным голосом спросил:

– Это как понимать, Руслан?

В траве, откинутый слабым, но отчаянным броском, валялся «лечебный браслет» Прокофьева. Должно быть, Ткачев нашел его, когда перекладывал ложе.

Громов смущенно пожал плечами, нехотя ответил:

– Артефакт.

– Я же просил… Я же сказал, что не буду ими… Что мне нельзя! – Ученый сорвался на крик, но голос сломался, и он закашлялся, мученически прижимая к груди кулаки.

– Послушай, Илья, – попытался успокоить друга Громов. – Просто послушай.

У него и без того болела голова и закрывались глаза, меньше всего сейчас хотелось ругаться.

– Это «браслет», их раньше в аптеках продавали, помнишь? Тысячи людей ими пользовались, и ничего…

– Да плевать мне на тысячи людей, – скривился Ткачев. – Я же тебя просил…

– Илья, – Громов нашел в себе силы и сел. – Обстоятельства изменились…

– Иди ты! – вновь перебил друга Илья.

– Хватит! – рявкнул Руслан, чувствуя, что начинает закипать. – Выслушай меня, а потом еще раз подумай.

Ткачев недовольно дернул щекой, но подчинился, хмуро выглядывая из-под бровей.

– Как ты уже понял, спасатели не прилетели, – начал Громов. – Я не знаю, что случилось, не хочу гадать. Быть может, прилетят завтра или послезавтра. В любом случае, нам здесь придется задержаться больше, чем хотелось бы. И иного выхода, как поддерживать твою жизнь этими инопланетными хреновинами, я не вижу.

– Мы даже не знаем их свойств…

– Да, это опасно. Но предложи альтернативу.

Было видно, что Илья хоть и зол, но немного растерялся. Голос звучал уже не так уверенно:

– Лекарства из старых домов. Можно же найти что-то.

Громов думал было рассказать про «легкость» походов в дома и поселки, но не стал. Не хотелось жаловаться на жизнь прикованному к постели другу. Потому он сказал другое:

– Медикаментов не найти, Илья. Ты же умный мужик, сам все понимаешь.

И, взглянув на потухший взгляд Ткачева, уже мягче произнес:

– Илья, сейчас не самое лучшее время для веры в мифические болезни.

– Не мифические они, Рус, – совсем уж севшим голосом сказал Ткачев, опустив глаза.

Несмотря на убивающую усталость, Руслан смог почувствовать настроение друга.

– Ты что-то конкретное имеешь в виду? – спросил он.

Ткачев заметно мялся, сомневаясь стоит ли озвучивать тему. Потом вздохнул и словно камень бросил:

– Семен – дифферент.

Руслан часто заморгал, беззвучно раскрывая рот. Отпрянул и все же переспросил:

– Твой Семен?

Илья кивнул нечесаным чубом. Чужим, серым голосом сказал:

– У него глаза, помнишь, темными были, как угли. Я еще подумал в кого он такой, мы-то с Полинкой светлоглазые. Поля предположила, что в прадеда, тот с Кубани был, темненький. А потом как-то… Поля сказала, что Семка ходит во сне. Я значения не придал, сам в детстве лунатизмом страдал. Но тут оказалось совсем другое – он к окну подходит и смотрит в сторону Зоны. И передними зубами, как белка, часто-часто так стучит. Или ладони на стекла кладет, открывает широко рот, глаза и так стоит, не шевелясь… Знаешь как страшно, Рус.