Лифт зловеще грохочет, но поездка оказывается милосердно короткой. И все же, когда он останавливается, я рывком распахиваю двери, едва не ломая ноготь. Но то, что я увидела, заставляет меня удивленно отшатнуться. Лифт открывается прямо в квартиру… Нет ни входной двери, ни чего-то подобного. И прежде чем я успеваю толком оглядеться, мои ноздри вздрагивают, В квартире явно пахнет гарью.

– Извини! – Ной выглядывает из-за угла. У него на руках цветастые кухонные перчатки, а в них я вижу форму для выпечки с обгоревшей губкой внутри. – Я пытался сделать пирог, но… Кажется, я не унаследовал кулинарных способностей бабушки. Сядь, расслабься на диване, пока я… выкину это.

Расслабиться? Мои ноги приросли к полу перед лифтом. Все горизонтальные поверхности холла покрыты вещами Ноя. Он, должно быть, открыл окно, чтобы выветрился запах гари, потому что ветер проникает в комнату и запах моря выводит меня из ступора. Ветром же приносит лист бумаги к моим ногам. Я наклоняюсь поднять его: это ноты с характерными каракулями Ноя. Фрагменты текста, кое-где зачеркнутые и переписанные, записаны под танцующими нотами мелодии. Я осторожно кладу находку обратно на маленькую тумбу, с которой она слетела, и прижимаю связкой ключей.

И наконец, вхожу в квартиру, а когда поворачиваю за угол, открываю рот от удивления, рассмотрев, какая она просторная. Кухня (где Ной бесцеремонно выбрасывает сгоревший пирог в мусорное ведро) открыта и переходит в гостиную и столовую, а два гигантских эркерных окна с симпатичными сиденьями под ними, на которых хочется свернуться калачиком с хорошей книгой, открывают, кажется, безграничный вид на море.

За исключением вида из окна все тут несет отпечаток… Ноя. Это убежище Ноя Флинна. Оглядываясь, я вижу как минимум четыре разных музыкальных инструмента. Там, где должен быть обеденный стол, стоит рояль, и несколько гитар прислонены к спинке дивана в форме буквы L. Даже диван определенно Ноя: он обит шоколадно-коричневой кожей, темно-серое покрывало с яркими желтыми акцентами переброшено через одну из подушек. Большие картины развешаны по стенам… Несколько фотографий идолов рок-музыки вроде Роберта Планта или Джимми Пейджа из «Лед Зеппелин» или просто огромное полотно, покрытое разноцветными пятнами. Тонкий Макбук Ноя, залепленный стикерами группы, лежит на низеньком столике рядом с горами пустых бумажных стаканчиков из-под кофе, громоздящихся почти на всех плоских поверхностях.

Это место кажется обжитым, хотя Ной провел тут всего несколько дней. Я невольно спрашиваю себя, кому оно принадлежит на самом деле и знает ли владелец, что Ной тут полностью обосновался и перекроил его под себя. Чем больше я смотрю, тем больше Ноя я вижу. Над камином (который выглядит так, будто им никогда не пользовались) даже стоят фотографии Сейди Ли и Беллы в рамках.

Сердце пронзает боль, когда я замечаю наш с ним снимок на «полароиде». Мы на пляже Брайтона, я обнимаю его, и мы широко улыбаемся в камеру. Его пальцы закрывают мои, прижимая меня ближе. Хорошие были времена.

– Ну ладно, кулинар из меня никакой, но по крайней мере я могу налить тебе чего-нибудь. Хочешь? – спрашивает он.

Горло у меня пересохло, и мне нужно чем-нибудь занять руки, так что я киваю.

– Воды, пожалуйста.

– Вот она, прошу.

Я беру стакан из его рук и сразу выпиваю большими глотками половину. Наконец, я снова могу говорить и смотрю в прекрасные темные глаза Ноя.

– Ной, это потрясающее место. Чье оно?

Ной улыбается.

– Мое.

– Ты шутишь!

– Нет. Оно мое.

Мысли у меня летят вскачь.

– Но… что… как это может быть? А кто тогда «Ф. Джонс»?

– О, это. – Ной хмурится. – Я все никак не соберусь сменить табличку на двери, и кроме того, это хорошо для конспирации. Но Ф. Джонс – это Фенелла Джонс, мой менеджер в Великобритании. Когда я покинул тур, мы долго обсуждали, чего мне действительно хочется. Она сказала, что у нее есть дом в Брайтоне, который она хотела продать, и ей кажется, что он подойдет мне. Плюс вид из окна… очень крутой.

Я, взглянув вслед за ним в сторону окон, вынуждена согласиться. Если смотреть туда с правильного угла, кажется, что море подходит к самому краю гостиной. Но я тут же возвращаюсь в реальность.

– Но это значит…. давно ты здесь?

– С тех пор как оставил тур, – говорит он смущенно.

– Что? – Я моргаю, не зная, как переварить эту новую информацию. – Все это время ты жил в Брайтоне?

– Ага. – Он жестом приглашает меня сесть, и я рада этому, поскольку не уверена уже в собственных ногах.

– Но… почему? Я думала, ты любишь Нью-Йорк? Если бы ты собирался купить где-то квартиру, я бы решила, что именно там.

– Ты видела цены на жилье в Нью-Йорке? Ха, Лондон и рядом не стоял! – Но видя растерянность на моем лице, он смягчается. – Ну ладно, на самом деле цены на недвижимость здесь ни при чем. Я хотел понять, смогу ли я. Смогу ли я действительно жить тут.

– А если бы не смог? Покупка квартиры – серьезное дело.

– Я заработал немного денег во время турне, и если бы мне тут не понравилось, это все равно была бы неплохая инвестиция. Поверь мне, моя новая управляющая компания гораздо мудрее меня, когда дело касается финансовых решений.

– Думаю, да, это имеет смысл, – говорю я и тереблю нитку, торчащую из моей куртки. Я чувствую себя настолько не в своей тарелке, что даже не сняла ее.

Ной придвигается ближе ко мне, так что наши колени почти соприкасаются.

– Пенни, я хочу быть с тобой больше, чем когда бы то ни было. Но я также знаю, что не могу ждать от тебя, чтобы ты просто бросила свою жизнь… свои мечты, и постоянно моталась со мной по гастролям. А что потом, я уезжаю в Нью-Йорк, и нас опять разделяет расстояние? Кроме того, тебе еще два года учиться в школе. Это все слишком сложно. Мы уже это поняли, и довольно быстро.

Я киваю, с грустью вспоминая, как не сработали все варианты «Ной и я».

– Так что я хотел посмотреть, смогу ли осесть тут, в Брайтоне, но так, чтобы не давить на тебя, чтобы не возникло ощущение, что я переселился сюда только потому, что ты здесь живешь. И, Пенни, мне тут очень нравится. Фенелла познакомила меня с несколькими потрясающими музыкантами, которые живут тут, и все это время мы играли вместе. Глядя на это море, я написал больше музыки, чем за все время в Бруклине. Улицы тут просто полны вдохновения. Тут я чувствую…. Это странно, но я чувствую себя здесь дома.

– Правда?

– Да, правда. С тех пор, как мама и папа… – Он резко и сильно выдыхает, и я вспоминаю, как тяжело ему говорить о них. – С тех пор, как они умерли, у меня не было места, которое казалось бы мне моим. Сейди Ли прекрасный человек, но я больше не принадлежу ее дому. Музыка была моим способом убежать от реальности. Когда я впервые встретил тебя, я бежал прочь от всех моих проблем, но ты заставила меня остановиться. Мне стало интересно, сработает ли тот же эффект, если я поселюсь в этом маленьком британском приморском городе. И он сработал. Сейчас я хочу быть тут. – Он тянется и берет мою руку. – Конечно, если ты не возражаешь. Потому что, если это станет проблемой, я могу переехать или могу…