– Сегодня вечером я попрошу его переехать ко мне. Это будет памятный вечер…

Хлоя сама удивлена тому, что прошептала. И вдруг спрашивает себя, не вызвано ли ее решение обычным страхом. Поселить мужчину в доме, чтобы Тень держалась подальше? Нет, конечно же нет. Ее желание совершенно не связано с демоном, который рыскает вокруг нее. Она хочет, чтобы Бертран был рядом просто потому, что ей его не хватает. Может, еще потому, что ей хочется какой-то стабильности. Она стареет, это точно.

Стать настоящей парой. Строить планы, делить все, даже повседневные заботы.

Она знает, как это опасно. Но также знает, что Бертрану рано или поздно наскучит эта эпизодическая и хрупкая связь.

Скорее всего, он начнет колебаться. Может даже отказаться. Но по крайней мере, поймет, как она дорожит им. И не исключено, что согласится позже, как следует подумав.

Принятое решение придало ей сил, Хлоя откидывает простыни и раздвигает плотные шторы, впуская свет серого утра, никак не желающего разгораться. В желудке ощущается легкая изжога; Каро по-прежнему дрянная стряпуха! Зато в отношении мужчин ее вкус явно улучшился. Мелькает мысль о Квентине, немного сумрачном, немного загадочном. Не то чтобы красив, но далеко не плох. Обаятелен, без сомнения.

Хлоя накидывает пеньюар на остывшее после одинокой ночи тело. В этот момент что-то притягивает ее взгляд. К прикроватному столику, где она оставила серьги и кольцо, вернувшись ночью. Вокруг них в форме сердца выложено колье из того же набора. Хлоя хватает его дрожащей рукой.

– Господи, – бормочет она.

Она не могла не увидеть его вчера вечером.

Хлоя безвольно падает обратно на постель, не отрывая глаз от украшения, переливающегося у нее на ладони.

– Или я действительно сошла с ума, или…

Он приходил сюда. Пока я спала.

И вновь она не знает, которая из гипотез больше ужасает ее.

Ожерелье выскальзывает из пальцев Хлои и падает к ногам. Длинная сверкающая змея. Ядовитая.

Провозвестница смерти.

* * *

Ночь в отделении скорой помощи большой больницы, напоминающей гигантскую фабрику.

Гомес, сидя на черной пластиковой скамейке в сером коридоре, присутствует, того не замечая, при бесконечном коловращении белых халатов. Единственные картины, которые по кругу несутся в его голове, это сбитый Лаваль, раздавленный, сплющенный той машиной. Его бездыханное тело, его размозженные ноги. Его разбитый череп и закрытые глаза.

– Алекс? Почему ты не позвонил мне раньше?

На звук знакомого голоса Гомес поднимает голову. Перед ним стоит Маяр.

– Ты ранен?

Майор машинально трогает пальцем повязку на виске, там, куда пришелся безжалостный удар рукояткой пистолета.

– Пустяки.

– Как Лаваль?

– Умирает.

Маяр в шоке опускается на скамью рядом с ним.

– Рассказывай, – приказывает он после короткого молчания.

– Не могу…

– Я отправил команду к Николю.

Гомес не питает надежды.

– Он скрылся, – подтверждает комиссар. – С оружием и багажом. Испарился… без сомнения, он уже на пути к родным краям. Башким, полагаю, тоже. Конечно, мы обыскиваем квартиру Николя, вдруг он в спешке забыл что-нибудь интересное. Но я не питаю особых иллюзий.

На майоре лица нет от тревоги и ненависти. Лаваль умрет. К тому же понапрасну.

Второй удар. Почти такой же жестокий, как первый. Достаточно, чтобы прикончить его.

И все же его сердце еще бьется. Что же нужно, чтобы оно наконец остановилось?

– Тебе не следовало так быстро возвращаться к работе, – роняет Маяр, как если бы говорил сам с собой.

– Думаешь, вина на мне?

– Вина на Башкиме. Это же он был за рулем, верно?

– Ты прав, это я виноват, – бормочет Гомес. – Во всем виноват я.

– Нет, если уж на то пошло, ответственность на мне, – вздыхает дивизионный.

– Ты ничего не знаешь! – повышает голос Гомес. – Тебя там не было, когда…

– Это я виноват, – упорствует Маяр. – Я не должен был соглашаться, чтобы ты вернулся так быстро, после…

– Хватит! – резко обрывает его Александр. – Я убил мальчишку.

Он встает, потрясенный комиссар остается сидеть.

– Я убил мальчишку, – холодно повторяет Гомес. – И мне нет оправдания.

Вот только убить я хотел самого себя.

Смерть – дама нелегкого поведения. Она отказывает тем, кто ее хочет, и отдается тому, кто ее отвергает.

Гомес снова садится, прислоняется ноющим виском к стене. Вот если бы его череп взорвался или схлопнулся. Размазав мозги по серым стенам проклятого коридора.

Маяр колеблется несколько секунд, потом кладет руку на плечо Александра.

– Только, пожалуйста, не сорвись. Твои люди сейчас приедут, им еще этого не хватало.

* * *

Хлоя по-прежнему сидит на кровати. Она даже не оделась и не выпила кофе. Смотрит, как минуты на часах сменяют друг на друга. Красные цифры, которые больше не имеют значения.

Он приходил, пока я спала.

В конечном счете она остановилась на этом. Может, менее страшный, чем безумие.

Он пришел сюда, ко мне в спальню. Когда я была здесь. В отключке из-за снотворного.

Может быть, он меня трогал.

Конечно, он меня трогал.

Нескончаемая дрожь леденит ее кожу. Чудовищное чувство.

Чувство изнасилования.

Изнасилования у себя дома, в средоточии ее интимной жизни. Изнасилования ее ночи, ее снов.

Она даже не подумала проверить, пусто ли в доме. Она инстинктивно уверена, что его здесь больше нет. Что он ушел до того, как она проснулась. А еще она знает, что он вернется. Что он на этом не остановится. Она только не знает, чего же он хочет.

Выбить ее из колеи? Убить ее?

Она достает пистолет, держит его на коленях. Теперь она не расстанется с ним, не забудет положить ночью под подушку. Если только здесь не будет Бертрана, разумеется.

Ну да, он будет здесь.

Последняя надежда.

Хлоя вдруг вспоминает, что у нее есть работа. Что ее где-то ждут.

Но она не может вспомнить, откуда берутся силы, чтобы туда пойти. А потому остается здесь, пленницей в своей спальне.

Пленницей Тени.

* * *

Пленник больницы, этих бесконечных коридоров, Гомес так и не смог вернуться домой. Как если бы, оставив Лаваля, он подписал ему смертный приговор.