– Ник-кузич, ты чего? – удивленно спросила Яна.

И тут раздался хруст веток.

Она вышла из темноты, как мотылек на пламя свечи. Дрожащий огонек зажигалки, которую Илья зачем-то все держал в вытянутой руке, скупо обозначил миловидное полудетское личико под круглой кожаной шапочкой, отразился в больших расширенных глазах, заплясал десятками бликов на кольчужных нашивках, металлических бляшках и тонком бронзовом стволе длинного ружья.

– А Ани... нет... – негромко произнесла девочка. Она говорила медленно, с трудом подбирая слова, как человек, давно забывший их звучание, – и Лени нет... тоже... Они умерли... Их... Аню много... лет назад... Леню... позже...

– Сорки задыбай, ботало! – раздался из темноты резкий мальчишеский голос, в котором слышались явно командирские нотки.

Девочка быстро обернулась, зло и тонко крикнула в ответ:

– Затынь! Затынь, тыро! Древно! Стало!!!

И добавила уже по-русски, тихонько:

– Я... я не могу... больше не могу!!!

И тут ее словно прорвало. Отбросив ружье в снег, девочка рухнула на колени и жутко, по-взрослому, разрыдалась, закрывая лицо руками...

* * *

Они рядком сидели на сыром стволе поваленного дерева, положив рядом свое чудное оружие, и говорили. Потрясенные сыскари молча слушали, пытаясь из мешанины знакомых и чужих слов понять, что им рассказывают эти странные и страшные дети.

История вырисовывалась жуткая, неправдоподобная, бредовая. И тем ужаснее звучали подробности, тем больше леденили душу откровения ребят.

Попав много лет назад в какой-то иной, невероятный и непонятный мир, они буквально сразу же оказались во власти настоящего беса во плоти.

– Троянда он... – с трудом подбирая забытые русские слова, наперебой вспоминали ребята. – Всех... потащил. Сразу – за Варяжень. Чикал. Торки ломил. Сильно... бил. Рвал. А потом...

А потом оказавшийся не то могучим колдуном со съехавшей крышей, не то маньяком, наделенным нечеловеческими способностями, Троянда начал обучать забитых и сломанных морально ребятишек убивать. Убивать профессионально, жестоко, беспрекословно, лишая жизни всех, на кого укажет.

У видавшего виды Громыко волосы шевелились на голове, когда та самая острозубенькая Наташа-Алиса, потряхивая густыми пшеничными волосами, вспоминала, как Троянда заставлял ее голыми руками душить месячных щенят, выбивая из девочки жалость к пушистым попискивающим живым комочкам.

– Я плакала. Он смеялся. Сидит и смотрит. Если я... не душу, то он... меня... а потом обольет, и кругом... ну, сначала все. И говорит: «Души!»

Троянда обучал и натаскивал ребят больше года. А потом... Потом началась нескончаемая война.

– Мы разбор чинили. Зирки рвали. Вожей тарили. Убивали то есть. Много. Градища агнили. Сжигали. Нас... нас все... живой морью звали. Смертью. Шапали: трояндичи рысут... придут то есть, – все, ложись и морай... ну, умирай. – Игорь Хижняк говорил тихо и глядел сквозь спутанные длинные волосы мимо слушавших его сыскарей.

Из рассказов ребят стало понятно, что каким-то неведомым способом Троянда умудрился навечно оставить их в том возрасте, в котором они попали в его мир. Попутно выяснилось, что время там текло куда быстрее, чем здесь, где с момента исчезновения семерых пионеров из лагеря «Юный геолог» прошло меньше двадцати лет.

О смерти Ани Ефимцевой и Лени Черкасова трояндичи рассказывать отказались. После того, как чары Троянды рухнули, ребятам и так было нелегко вспоминать то, что они пережили.

Первая вылазка в наш мир совершенно не тронула трояндичей. Омороченные своим жутким хозяином, они просто пришли, выполнили очередное задание и вернулись обратно.

– Это... это как за живенью... за водой сходить. Работа – и все, – объяснила Римма-Ния. – Мы не думали... Не могли думать... про другое...

Всего таких ходок было, как и предполагали сыскари, десять. Иногда группа шла через «лазило», как назвал Марат-Субудай окно между мирами, в полном составе. Иногда трояндичи пробирались по одному, встречаясь в условленном месте. В последние два раза, почуяв интерес «людин», они стали прикрывать, маскировать «лазило», собирая с помощью чародейства у трех берез то бардов-каэсэпэшников, то ролевиков.

Костя Егоров и Римма Глазко, оказавшиеся способными к колдовству и обученные Трояндой, набрасывали на будущих жертв «плетунь безудатный» – особый наговор, отгоняющий от человека удачу. Все, с этого момента несчастный оказывался обречен. Чары вмешивались в его судьбу, ломая ее, и вели беднягу туда, где его уже ждали безжалостные трояндичи.

– Но почему вы убивали именно их – тех, кто работал в лагере? – не выдержав, спросил Илья.

– Троянда им... тавро науголил. Выбрал... отметил... Давно, – ответил худенький Костя-Вий. – Он казав... мы морали. Все.

– Ребятки, – Яна оглядела трояндичей полными слез глазами. Илья, обняв девушку за плечи, почувствовал, что ее трясет от всего услышанного. – А родители? Неужели вы никогда не вспоминали о них, не хотели... увидеться? Дома побывать?

Тишина стала ей ответом. Шумел лес. Капала талая вода с ветвей. И почти неслышно на этом фоне прозвучал голосок Наташи Севостьяновой:

– Д-дом?.. Ма-ма?

И тут закричал, сжимая кулаки и запрокинув вверх побелевшее лицо, Костя Егоров. Непонятные слова резали слух, но общий смысл сыскари поняли: мальчик проклял своего хозяина. Проклял самым черным, самым злым, самым тяжким проклятием, на которое только был способен.

И вновь наступила тишина. Нарушил ее Громыко, давно уже порывавшийся спросить:

– Э-э-э, я правильно понимаю – бросил вас этот Троянда? Типа использовал и кинул потом? Так?

– Ну... – согласно нагнул лохматую голову Игорь-Коловрат, – мы ему... врата раскарили... отворили. И он...

– И он пришел сюда, к нам? – догадливо усмехнулся Громыко. – А кто за вами по лесу бегает, исполнителей, так сказать, убирает? Еще один его птенчик?

– Не... – Коловрат стиснул зубы. – То сам он и есть... Троянда. В Валуевой личине...

* * *

Холмик белого порошка на стеклянной поверхности туалетной полочки напоминал миниатюрный Эверест. Вадим Завадский тяжело вздохнул, едва не забыв отвернуть голову, и принялся делить холмик на две одинаковые грядки, неумело орудуя пластиковой карточкой «Visa». В ванной комнате журчала вода, но этот привычный звук лишь подчеркивал царившую тишину.

Кокаин он купил в Камден-тауне у колоритного араба, хозяина небольшой кальянной. Этому предшествовала долгая и бестолковая прогулка по Бристону, широко известному своей дурной репутацией району, где, по словам криминальных репортеров, не нюхает и не колется только ленивый.

Однако на деле купить шепотку «порошка грез» оказалось большой проблемой. Потенциальные продавцы – все эти торчащие на перекрестках или подпирающие исписанные стены афроангличане, едва странный очкастый «беляк» обращался к ним, цедили в ответ что-то на букву «f» и отворачивались.