В какой-то момент Вадиму показалось даже, что газетные сплетни о том, что следы кокаина можно обнаружить в Темзе, что ежедневно в Лондоне употребляют сто пятьдесят тысяч доз, а на каждом бумажном фунте есть следы порошка – обыкновенные журналистские утки. Но когда на его глазах две молодые, если не сказать – юные, смуглокожие девчонки с веселыми косичками, повернувшись ко всему свету очаровательными налитыми попками, быстро нюхнули по дозе, примостив порошок в ямочке у основания большого пальца, Вадим понял, что не там ищет.

И он поехал в Камден-таун, в этот город в городе, крикливый, пестрый, по-левантийски пряный, по-китайски наглый и по-американски вульгарный. Кальянная «Страна теней» соседствовала с магазинчиком по продаже списанной военной формы всех армий мира – стиль «милитари» все еще держался. Войдя в украшенную маскировочной сетью обитель Марса, Вадим потолкался среди груд армейских ботинок, пятнистых курток, примерил и зачем-то купил стрелковую кепи с длинным козырьком, камуфлированную в стиле «джанглс».

Все это время он присматривался к «Стране теней», гадая: повезет – не повезет? По идее, должно было повезти – как всякий европеец, Завадский рассуждал стереотипно – какой же кальян без гашиша? Ну, а где гашиш, там и кокаин найдется.

В принципе, наверное, Вадиму сгодился бы и любой другой наркотик, позволяющий заглушить тупую, ноющую боль в сердце. Боль, именуемую совестью. Выпивка не помогала, даже наоборот – делала эту боль нестерпимой, побуждая совершить страшный в своей непоправимости поступок.

Но два непоправимых поступка на одного Вадима Завадского – это перебор. Первый – сокрытие темпоагента – он вроде бы пережил, но второй – разглашение информации, полученной путем темпосканинга – вполне мог стать последним в жизни Вадима...

Тогда и появилась мысль о кокаине. Из литературы и от знакомых он слышал, что именно получаемый из листьев южноамериканского кустарника порошок лучше всего отвлекает от ненужных мыслей и помогает отрешиться, забыть обо всем.

Однако последней соломинкой, сломавшей спину верблюду, стали слова Жан-Пьера Виоле, единственного из коллег, с которым Вадим более-менее сошелся за месяцы, прожитые в Лондоне. Ушлый француз как-то раз забежал к Завадскому и, быстро вертя подозрительно масляными глазками, попросил подержать у себя «до послезавтра» вещи – ноутбук, папку с бумагами и сумку.

– А ты что же? – удивился Вадим. Он знал, что через два дня Виоле вновь пойдет в «яйцо», а инструкция строжайше запрещала покидать столицу вне официальных отгулов. За этим следили.

– У меня в Бресте есть знакомая. О-ля-ля, Ва-адим! – прищелкнул языком Жан-Пьер. – Это такая девушка...

– Но инструкция... тебя же моментально вычислят!

– Ничего подобного! – француз мелко, ненатурально захихикал. – Жан-Пьер все придумал. Жан-Пьер – молодец! Вот!

И Виоле продемонстрировал Вадиму небольшой пакетик.

– Всего лишь щепотка кокса – и меня не видно. Понимаешь, Ва-адим? Одна щепотка – и нет никакого Жан-Пьера! Вуаля! И пока я под кайфом, весь наш Отдел безопасности, все эти надутые Следящие и Видящие могут идти к чертовой матери, напевая на ходу гэльские народные песни!

Он уехал, и действительно исчезновения хитрого француза никто не заметил. Вадим вспомнил русское присловье про задницу с закоулками, которая всегда найдется на любой винт с левой резьбой, и сделал в памяти зарубку...

...Диалог, произошедший в пустой и темной кальянной, пропахшей черносливом и розовым маслом, сделал бы честь любому шпионскому фильму.

– Мне нужна «волшебная белая пыльца», – без эмоций сказал Вадим хозяину «Страны теней». Похожий на копченого угря уроженец Магриба молча опустил веки и сделал рукой странный жест – то ли похлопал посетителя по плечу, то ли стряхнул пылинку с рукава пальто.

Сунув руку в карман, Вадим обнаружил там маленький бумажный пакетик.

– Пятьдесят, – прошептал хозяин, двумя пальцами взял купюру и мгновение спустя уже спокойно сидел за стойкой, считая разноцветные салфетки.

Удивляясь, как просто и быстро все получилось, Вадим покинул Камден-таун и отправился домой...

...И вот теперь он в нерешительности замер над двумя белыми дорожками, отражаясь в голубоватом стекле. Скрученная в лучших традициях гангстерских киносаг из десятифунтовой банкноты трубочка подрагивала в руке. В комнате по таймеру включился телевизор, и голосом покойного Фредди Меркури запел про «Радио Га-Га».

Вадим вздрогнул, снял очки, осторожно положил их на корзину для грязного белья. В голове, в такт музыке, запульсировало: «Русский... Мужской... Мужской... Русский...»

– А, была – не была! – громко сказал Вадим, сунул трубочку в ноздрю и склонился над стеклянной полочкой...

«...Илья, ты не подумай, что я стал бездушной скотиной, все забыл и теперь служу тем, кто хочет править на этой земле. Да чего там – уже правит. Это не так! Я все помню – и нашу школу, и как мы были тремя мушкетерами. И Костю Житягина, нашего Портоса...

И то, как мы с тобой искали его, а потом хоронили, я тоже помню. Поэтому и пишу тебе.

Я даже не знаю, важна ли для тебя информация, которую я изложил выше, но, по крайней, мере теперь я спокоен. Я – не бездушная скотина. Не скотина!

И я сделал свой выбор. Наверное, в моем письме слишком много "я", но тут ничего не поделать – по-другому сейчас мне не написать. Все...»

Вадим сохранил файл, скинул его на флэшку и блаженно зажмурился, откинувшись на спинку стула.

Все... Теперь действительно – все. Волшебный порошок сделал то, чего не смогли джин и виски. Все тело опального Наблюдающего наполняла необыкновенная легкость. Он улыбался, представляя, какое лицо будет у Ильи, когда тот получит и прочтет письмо.

И как Громыко скажет: «А очкарик-то этот – мужик!» И как граф Торлецкий проскрипит своим бессмертным голосом: «Господин Завадский оказал нам неоценимую услугу».

Впрочем, может быть, что все сведения об Удбурде-Потестате и загадочном Облитусе вовсе и не нужны его друзьям в далекой Москве.

Друзья. Вадим улыбнулся еще шире. Вот чего ему действительно не хватало все эти месяцы. Вот ради кого на самом деле хочется жить и нужно жить! Вот зачем он сделался преступником...

От последней мысли стало вдруг так хорошо, что Вадим захохотал в голос, крутясь на стуле.

– Белый порошок! Лонг лив белый порошок! – кричал он сквозь смех, размахивая флэшкой с файлом письма над головой. Вращалась люстра под потолком, вращалась комната – и весь мир вращался, вращался, вращался...

...Редкие прохожие с удивлением смотрели на вроде бы приличного, на первый взгляд, молодого мужчину, что шагал вечерней порой по Уитфилд-стрит. Весело подпрыгивая и выкрикивая какие-то глупости, мужчина улыбался так искренне, обаятельно и широко, что у встречных поневоле закрадывалась мысль об его умственном здоровье, а пожилая леди в берете и с зонтиком даже прошамкала беззубым ртом: