Иоанн покраснел:

– Я более чем готов, мама. Ты просто не видишь этого, потому что любишь только Ричарда.

– Чушь! Я стремлюсь к тому, чтобы каждый из моих сыновей имел то положение, которого достоин.

Во время этого диалога Генрих хранил молчание, хотя мрачнел с каждым услышанным словом.

– Ричард сделает так, как я прикажу, а не то пожалеет, – наконец вмешался он. – У него слишком много обязанностей. Нужно переложить часть из них на плечи других людей.

– Ты хочешь сказать, у него слишком много власти, – уточнила Алиенора. – И поведай мне, какую часть своих обязанностей готов отдать другим ты сам?

– Не знаю, зачем я вообще обсуждаю это с тобой, – ледяным тоном процедил Генрих, развернулся и ушел.

Разобиженный Иоанн последовал за отцом. Жоффруа двинулся было за ними, но потом передумал:

– Ты же знаешь, мама, отец будет стоять на своем.

– Ричард тоже, – напомнила она сыну.

– Значит, снова начнется война.

Алиенора заметила осторожную отстраненность, с которой держался Жоффруа. Она не знала, на чьей стороне средний сын, потому что тот предпочитал держать свое мнение при себе. Он не пытался снискать расположения Генриха, как делал это Иоанн. А с Ричардом у него всегда шло негласное соперничество, им было тягостно находиться в обществе друг друга. Если представить весы, на одной чаше которых – Генрих с Иоанном, а на другой – она сама с Ричардом, тогда Жоффруа – та гиря, которая обеспечит перевес той или иной чаше. Выбирать он будет, исходя из собственной выгоды.

– Да, согласна, но на чьей стороне окажешься ты, сын мой?

– На своей. Я отвечаю за Бретань и за Ричмонд, мой долг – заботиться об их благоденствии и о своих наследниках. – Носком сапога он начертил на полу замысловатую линию. – Констанция в положении. Она сказала мне как раз перед тем, как я отправился на этот семейный совет. В конце весны у нас будет сын или дочь.

У Алиеноры закружилась голова – так неожиданно они переключились с обсуждения политических маневров на семейные новости, но она быстро пришла в себя.

– О, я так рада за вас! Констанция хорошо себя чувствует?

– Да, только по утрам ей слегка нездоровится.

– Рождение ребенка изменит твой мир.

Жоффруа кивнул, но, несмотря на улыбку, в его глазах сохранялась задумчивость.

– И это побуждает меня еще более тщательно планировать будущее. – Он поклонился ей, взял обе ее руки и поцеловал их. – Я глубоко чту тебя, матушка, и всегда буду чтить. – С этими словами он ушел вслед за отцом и младшим братом.

Хмурясь, Алиенора села у окна. Там, где совсем недавно Ричард пришпорил своего коня, теперь играли ее внуки с другими детьми. Генрих посадил себе на спину маленького Оттона, а тот выкрикивал команды на родном немецком языке и размахивал палкой, атакуя противника – пару таких же мальчишек. Двор замка наполнился веселыми звонкими криками. Ее сыновья тоже так играли в свое время, но потом все изменилось, когда соперничество между ними стало слишком сильным. Алиенора опасалась, что тщательно продуманные планы Жоффруа принесут новые проблемы, а не решения.

Винчестерский замок,

июль 1184 года

Алиенора взяла новорожденного внука, только что принявшего свою первую в жизни ванну, и, трепетно обняв, поднесла дочери. Матильда полусидела на постели, вся обложенная подушками и валиками, белая как мел и едва живая от изнеможения. Однако лицо ее осветилось счастливой улыбкой, едва ее руки коснулись малыша. Его еще не запеленали, и она пересчитала миниатюрные пальчики на руках и ногах, поцеловала нежную кожу. На теплой макушке поблескивали на свету рыжие тонкие волосики.

– Ты прекрасно справилась, – похвалила дочь Алиенора. – У тебя чудесное дитя. Я так рада, что ты приехала в Винчестер разрешиться от бремени. – Она смахнула с ресниц слезы. После кончины Гарри и проблем, которые столкнули отца с сыном и брата с братом, этот попискивающий комочек жизни казался неоценимым даром судьбы.

– Я тоже рада, мама. – Матильда снова поцеловала малыша и вернула его Алиеноре. – Могу я попросить тебя: покажи его всем, хорошо?

– Конечно! Никому другому я бы не позволила это сделать. – С умиленной улыбкой Алиенора завернула младшего внука в одеяло, чтобы ему было тепло и уютно. Когда его вернут в покои матери, то запеленают туго, как положено, чтобы ручки и ножки были прямыми, но сначала новорожденного нужно всем показать. Имя ему выбрали Вильгельм – родители договорились об этом, когда он еще был в чреве матери. – Отдыхай. Я скоро вернусь.

Поцеловав влажный лоб дочери, она вышла из родильных покоев к ожидающей родне.

Супруг Матильды Генрих с восторгом и гордостью принял сына на руки. Держал он его уверенно. Сразу видно, что имел опыт обращения с младенцами. Старшие дети столпились вокруг отца, чтобы посмотреть на нового братика. Рихенза была очарована. На мальчиков он произвел не такое сильное впечатление, и они быстро вернулись к прерванной игре, но старшая сестра осталась. Она положила палец в ладошку младенца и засмеялась, когда он попытался обхватить его.

К Генриху Алиенора, поначалу настороженная, постепенно прониклась симпатией. Он был немногим моложе ее, но вполне деятельный и активный, о чем свидетельствовало рождение одного отпрыска за другим. Детей он обожал и очень тепло относился к Матильде. У них была веселая и шумная семья, в их жилище всегда звучали громкие голоса и смех. Возможно, порой это могло быть утомительно, но такое семейное счастье – редкий дар.

Прибыл и король, чтобы осмотреть новорожденного внука, хотя на руки его взять не пытался.

– Хороший ребенок, – вынес он вердикт и пощекотал младенца под подбородком, отчего тот сморщил крошечное личико и мяукнул.

Дед не обратил на это никакого внимания – его мысли были заняты другим. Поскольку Ричард по-прежнему упорствовал в отношении Аквитании, Генрих разрешил Иоанну и Жоффруа вторгнуться в Пуату и силой заставить брата покориться. Однако идея оказалась неплодотворной. Братья без устали грабили приграничные земли друг друга, но никаких серьезных прорывов не происходило, а непродуманные советы Генриха лишь добавляли горечи в похлебку из обид и соперничества. Только что пришло известие об очередной неудавшейся, но дорогостоящей стычке, и настроение у короля было кислым, как недозрелое яблоко.

Алиенора ничего не говорила ему – все и так очевидно. Рано или поздно Генриху придется признать, что Ричард не согласится отдать Аквитанию. Тогда надо будет искать другое наследство для Иоанна и как-то иначе умиротворять Жоффруа, который хотя и владел Бретанью и Ричмондом благодаря женитьбе, из родительского наследства почти ничего не получил.

Она уже собиралась вернуть младенца Матильде, когда в комнату прибежали другие дети, желающие посмотреть на прибавление в королевском семействе. Одним из них был сын Генриха от последней любовницы, Иды де Тосни, – обаятельный, изящный мальчик с темными, как у матери, волосами и карими глазами. В четыре года он имел удивительно хорошие манеры. Алиенора не держала зла на ребенка из-за обстоятельств рождения – его вины в этом нет. Вместе с ним пришел еще один мальчик – с мягкими каштановыми волосами и голубыми глазами, очень похожими на ее глаза. Он совсем недавно научился ходить, но уже выговаривал отдельные слова. Сын Иоанна, рожденный Беллой де Варенн, оказался славным, улыбчивым ребенком – полной противоположностью своего злокозненного и злопамятного отца. Усади его с игрушкой, расскажи ему сказку, приласкай его – и он будет бесконечно доволен. Беллу в прошлом году выдали замуж за Роджера де Ласи, и Алиенора больше ничего не знала о ней, да и не желала знать.