– Я твой папа, – проговорил он. – Ты можешь сказать это слово?

Малыш кивнул и качнул ножками.

– Папа, – повторил он.

– Молодец! – Иоанн подхватил его на руки, и острое ощущение «это мое» усилилось. Он сотворил этого человечка, он обладает им так, как не обладает больше никем и ничем в мире. Ребенок не плакал и не пытался вырваться, а бесстрашно рассматривал Иоанна.

– Ты мой. Ты принадлежишь мне. – Последние слова Иоанн произнес с особым нажимом. – Я весьма доволен им, – сказал он затем, обращаясь к Агате.

– О да, господин, – ответила она с нескрываемой гордостью. – Никто не может устоять перед его очарованием.

– А-а, то есть он пошел в отца.

От двери послышался звук – тихие шаги. Видимо, кто-то еще любит оставаться незамеченным, и Иоанн немедленно насторожился.

– Выходи, – скомандовал принц, сердитый и слегка напуганный тем, что теперь не он, а за ним следят, его подслушивают.

В шуршании красных юбок и блеске золотой вышивки на свет вышла Белла. Платье облегало фигуру, очерчивая пышные формы, но на голове ее была накидка замужней дамы, и она обрамляла лицо, в котором девичью мягкость сменили четко вылепленные черты взрослой женщины – женщины, получившей от жизни несколько трудных уроков. Руку, приподнявшую подол платья над позолоченным башмачком, украшало обручальное кольцо.

Иоанн сердито уставился на нее, на что она ответила вызывающим взглядом.

– Не буду спрашивать, что ты здесь делаешь. – Он крепче сжал сына. – Это очевидно.

– Папа! – Ричард заерзал в его руках.

– Я и не жду твоих расспросов. На самом деле я пришла взглянуть только потому, что, когда тебе нанесли незаживающую рану, невозможно игнорировать боль. – Голос Беллы был глух от горя. – Ты многое забрал у меня в тот день, а то, что дал взамен, будет тяжким бременем до конца моих дней.

– Ты можешь видеть его, когда захочешь, – бросил Иоанн. – Я не стану мешать тебе.

Она покачала головой:

– Нет, я не буду этого делать, чтобы не растравлять и без того глубокую рану. Когда я видела его в последний раз, прощаясь с ним у ворот аббатства Шафтсбери, он еще лежал на руках кормилицы. Сейчас я смотрю на маленького мальчика. Потом это будет подросток, а после мужчина, а между – годы пустоты, отделяющие его от меня. Это слишком больно, теперь я это поняла. – Белла пошла к двери, но на пороге остановилась. – Мне следовало бы проклясть тебя за то, как ты поступил со мной, но ты отец моего ребенка, и я не сделаю этого из-за нашего сына. – Она вышла, с достоинством закрыв за собой дверь.

Иоанн отдал ребенка Агате. Его первым желанием было догнать Беллу, сдавить ее в объятии и душить яростными поцелуями, пока она не покорится ему. Но это было бы неразумно, учитывая, что при дворе находятся ее муж и ее родители. Да, супруг у нее пожилой, седой и, вероятно, вялый, как дохлый угорь, а вот опасаться Амлена у Иоанна были все основания.

– Ни слова, – предупредил он Агату.

– Я знаю, когда держать рот на замке, – пробормотала она, – но на правах вашей старой няньки осмелюсь дать совет: будьте осторожны.

– О да, я буду осторожен, – кивнул он. – Очень и очень осторожен.

– Мама?

Алиенора оглянулась на голос. В покои входил ее средний сын, а за ним по пятам трусил рыжий, с белыми пятнами спаниель Мойси. Собака была свадебным подарком от Констанции и повсюду бегала за Жоффруа. Он подошел к Алиеноре и поцеловал ее в щеку. Его губы были холодны, как камень, на плаще таяли созвездия снежинок. Пес шумно отряхнулся от больших ушей до мохнатого хвоста и плюхнулся на пол как подкошенный.

– К утру снега навалит по колено, – сказал Жоффруа.

Алиенора убрала шитье. Ей было тепло у огня, с бокалом подогретого вина и с наброшенной на ноги меховой накидкой. Рядом с ней Матильда трудилась над парой нарядных носков для мужа.

– Твой отец будет крайне раздражен, если ему не удастся поохотиться, – заметила Алиенора. – Все останутся в замке, и ссорам не будет конца.

– Думаю, да, – усмехнулся Жоффруа. – Но лично я уеду, как только распогодится. – Он сел сбоку от сестры и протянул руки к огню. – Констанция пишет, что она опять понесла, и возможно, на этот раз у нас родится сын.

– Какая чудесная новость! Я рада за вас. – Алиенора обняла сына.

Матильда тоже обняла брата и пошла за вином, чтобы произнести тост.

Жоффруа взял кубок, но, после того как прозвучали поздравления, опустил его на колено и откашлялся:

– Это не единственная новость, которую получил я сегодня утром.

Алиенора тут же напряглась. Генрих сумел-таки установить перемирие между сыновьями, но было оно не прочнее паутины. Еще он обещал подумать над тем, как разделить наследство и найти лучшее решение. Это была беспримерная уступка с его стороны, однако Алиенора знала склонность мужа оттягивать исполнение обещаний и брать свои слова назад. Так же вели себя и сыновья. Кроме того, не существует решения, которое устраивало бы всех: то, что получит один из сыновей, двое других не получат и сочтут себя обделенными, а Генрих опять будет настраивать их друг против друга.

– Папа посылает меня в Нормандию, чтобы я правил там от его имени. И нужно ехать как можно скорее.

– В Нормандию? – повторила Алиенора.

Теперь Жоффруа стал наследником Ричарда, и с повышением статуса и рождением детей от законной супруги его амбиции выросли. Лишь он обеспечивал продолжение династии, а не плодил бастардов. Вероятно, поэтому и согласился принять участие во вторжении в Пуату вместе с Иоанном, когда Генрих им это предложил. Ричарда и Жоффруа разделял всего один год, и соперничество между ними обострилось после смерти Гарри. Поручив Жоффруа управлять Нормандией, Генрих одновременно посылает предупреждение Ричарду: наследование Нормандии и Анжу не высечено в камне.

– Ну да, ведь Ричард слишком занят в Пуату, и папа знает, что я хороший правитель и буду делать все так, как он скажет. – Жоффруа искоса глянул на мать и наклонился, чтобы потрепать собаке загривок. – Ричарду это не понравится, но так тоже нельзя – брат хочет усидеть на всех стульях разом.

Алиенора внимательно смотрела на сына. Упрямо вскинутые плечи говорили о том, что он пришел сюда не извиняться и не оправдываться за ссоры с Ричардом. Нет, ему нужно, чтобы она одобрила его назначение правителем Нормандии.

– Вы взрослые люди. Господь дал вам ум, но этого мало – надо уметь им пользоваться. Будет гораздо лучше, если вы, родные братья, станете союзниками. Не позволяйте отцу вбивать между вами клин.

– Конечно, мама. – Он помолчал. – Ты дашь мне свое благословение?

– Ты же мой сын. Разумеется, я дам тебе свое благословение. И оно всегда с тобой, как и со всеми моими дочерьми и сыновьями. Прошу я тебя лишь об одном: продумывай каждый свой шаг и не пренебрегай возможностями, данными тебе Богом и высоким рождением.