Я уверен, что Джексон и его сотрудники, как любой другой, наблюдавший семью Герингов со стороны, втайне посмеивались над этими нелепыми сказками. Им ведь был известен только другой Геринг – Геринг как публичная фигура, а не как верный и заботливый брат, о котором знала его семья. У них также имелся доступ к протоколам разнообразных речей Геринга и собраний с его участием, которые рисовали гораздо более зловещую картину. Картину, известную нам из истории, в которой Герман Геринг был расистом, убежденным антисемитом, разжигателем ненависти, организатором холокоста.

Им было достаточно прочитать речь Геринга в роли президента рейхстага, произнесенную в 1935 году с целью подтолкнуть депутатов к принятию печально известных Нюрнбергских законов. Тогда он с гордостью заявлял следующее: “Бог создал расы. Он не хотел равенства, и потому мы отметаем любую попытку фальсифицировать идею расовой чистоты, приравняв ее к идее расового равенства… Этого равенства не существует. Мы никогда не принимали этой идеи и потому должны отвергнуть ее в нашем законодательстве. Мы должны принять ту чистоту расы, которую природа и судьба нам уготовили”.[227]

Они могли взять текст и другого выступления Германа Геринга – 26 марта 1938 года перед жителями только что аннексированной Вены. Воспользовавшись историческим моментом, он объявил, что “хочет серьезно поговорить с городом Веной. Сегодня Вена не может по праву называть себя немецким городом. Нельзя назвать немецким город, в котором живет триста тысяч евреев. Этот город несет важную для немцев культурную, а также экономическую миссию. Ни для того ни для другого евреи нам не нужны”.[228]

Если и этого не хватило бы для обвинения, можно было бы обратиться к стенограмме встречи под председательством Германа, проведенной по итогам Хрустальной ночи. Ответственный за выполнение четырехлетнего экономического плана, Герман со спокойным сердцем рассматривал вред от уничтожения еврейского имущества исключительно в денежных терминах либо же как досадную помеху на пути решения крупномасштабных задач, абсолютно игнорируя истинную цену этих преступных деяний. Соответственно, на встрече 12 ноября 1938 года он говорил: “Я получил письмо, написанное по указанию фюрера штабсляйтером (руководителем администрации) помощника фюрера Бормана, в письме содержится просьба наконец решить еврейский вопрос раз и навсегда тем или иным методом… Так как задача в основном экономического характера, ее нужно решать именно с экономической точки зрения… Потому что, господа, я сыт по горло всеми этими шествиями! Они не вредят евреям, они вредят мне, на котором лежит высшая ответственность по организации немецкого хозяйства… Хочу, господа, чтобы по поводу цели сегодняшней встречи не оставалось никаких сомнений. Мы собрались здесь не для того, чтобы снова побеседовать, а чтобы принять решение, и я настоятельно прошу все компетентные ведомства принять все возможные меры по устранению евреев из немецкой экономики и сообщать мне в той мере, в которой потребуется”.[229] В заключение встречи он произнес несколько насмешливых слов, которые могут вызвать только оторопь: “Немецкое еврейство в качестве наказания за свои ужасные преступления и т. д. должно расплатиться контрибуцией величиной в один миллиард. Вот это сработает. Эти свиньи не совершат больше ни одного убийства. Кстати, хочу повторить, что мне совсем не хотелось бы быть сейчас евреем в Германии”.[230]

Наконец, маловероятно, что Джексон и его люди могли пропустить знаменитый меморандум об “окончательном решении”, подписанный Германом. Как мы знаем, этот меморандум, датированный 31 июля 1941 года, дал Рейнхарду Гейдриху карт-бланш на начало действий по полному уничтожению евреев в Европе. В меморандуме говорилось: “В дополнение к заданию, порученному вам декретом 24 января 1939 года, по решению еврейского вопроса в сложившихся обстоятельствах через эмиграцию или эвакуацию наиболее предпочтительным из возможных способом наделяю вас полномочиями провести в части организационных, практических и материальных вопросов всю необходимую подготовку окончательного решения еврейского вопроса в немецкой зоне влияния в Европе… Кроме того, поручаю вам в ближайшем будущем представить в мой адрес генеральный план с перечнем предварительных организационных, практических и материальных мероприятий, необходимых для реализации планируемого окончательного решения еврейского вопроса [Endloesung der Judenfrage]”.[231]

Хотя, возможно, Гейдрих и Герман по-разному представляли себе “наиболее предпочтительные из возможных способов” и у остальных выступлений также могла быть какая-то дополнительная подоплека, все же, несомненно, Герман как официальное лицо, политический оппортунист и страстный властолюбец на людях высказывал несколько иное мнение о европейских евреях, нежели тот Герман, который был братом, отцом, мужем или дядей.

* * *

“Давайте вернемся к вашим с братом разговорам о евреях. Вы когда-нибудь выражали свое недовольство относительно того, как с ними обращались? Вы когда-нибудь просили сделать что-то по этому поводу, прекратить это? Что он вам отвечал и какие поступки предпринимал, если вообще предпринимал что-либо?” Джексон вернул разговор в изначальное русло. “Что ж, на самом деле это был наш главный разговор на данную тему – когда я рассказал ему о злодеяниях, совершенных в Вене, которые я видел своими глазами, а также в Триесте, где я однажды встретил евреев, эмигрировавших из Вены. Я помог им деньгами. И тогда он сказал, что если я хочу защищать евреев, помогать им, то это мое дело, но мне нужно быть с этим осторожнее и тактичнее, потому что я создаю бесконечные трудности для него в его положении”, – отвечал Альберт.[232]