— Раздевайся, я постираю одежду.

Нота подчинилась уверенному голосу, сняла верхнюю одежду, осталась в кожаном топе и джинсах.

Юра предложил:

— Займи место пациента. Звуковая ванна нужна сейчас тебе. Я знаю, как включить.

Лагушкин усадил девушку на стул, выбрал диск, включил диджейский пульт. Нота откинулась на спинку, безвольно опустила руки. Странно, она еще никогда не сидела на месте пациента. Она лечила душевную боль музыкой. Но сейчас ее душа разорвана в клочья. Никакой музыкой не склеишь.

— Джинсы тоже грязные, — разглядел Юра. — И я обляпался.

Он опустился на колени, расстегнул ей молнию и бережно стянул джинсы. Ноте было все равно. Юра собрал в охапку одежду и исчез. В другом санузле заурчала стиральная машина.

Нота пыталась пропустить музыку сквозь себя, но музыкальные волны обтекали ее тело, как непроницаемый предмет. Внутри будто окаменело. Внешняя гармония была бессильна перед душевным хаосом.

Вернулся Юра в одних трусах. В руках держал бутылку коньяка. Глотнул из горлышка, протянул Ноте:

— Выпей. Тебе надо.

Нота сделала большой глоток, обожгла горло, закашлялась. Юра забрал у нее бутылку, прибавил громкость. Теперь нужно было говорить в ухо, чтобы слышать друг друга.

Он зашел сзади, наклонился и спросил:

— Отпускает?

Нота мотнула головой.

— Это надо снять, — приказал он и расстегнул ей кожаный топ. — Я сидел здесь обнаженный.

Возразить было нечего, это ее концепция. Чем меньше преград для лечебной музыки, тем лучше для организма.

Она позволила себя раздеть. Колонки работали на полную мощность, стул находился в эпицентре отраженного звука, ее нежная кожа на груди подрагивала, как вода в пруду от порывов ветра. Музыка проникала внутрь, душевная боль отступала.

Юра накрыл ее грудь ладонями. Она почувствовала холод, а потом тепло.

— Ты не одна, мы пара, — сказал он и поцеловал в шею.

Его руки сжались и расслабились. Левая ладонь осталась на груди, правая скользнула на живот. Пальцы огладили пупок, прокрались ниже, проникли под резинку трусиков. Дрожь кожи унялась. Пришла другая дрожь, похожая на озноб. Она рождалась внутри, поднималась жаркой волной и заставляла содрогаться тело.

А может, так и надо. Нельзя выбирать вечно. Она не одна. Теперь у нее есть он!

Когда-то им помешал здесь Вано. Теперь никто их не сдерживает, ни Вано, ни отношения врача с пациентом. Они друзья. Они парень и девушка. Они пара.

Он долго и бережно гладил ее, а овладел быстро, грубо и больно. В решающий момент она не сдержала эмоций и закричала во все горло. Еще подумала: вот бы записать это вопль. Она не сможет его повторить просто так.

Глава 46

Любой гроб некрасив. Гроб для девушки отвратителен. Опускать подругу в грязную яму — заново переживать ее смерть. Только не это!

Белую урну, украшенную позолоченными завитушками, с прахом Полины Ветровой Аня прижала к груди и пронесла от ворот кладбища к стене колумбария. На ней был кремовый брючный костюм, новый и стильный — Полина приготовила его к дню рождения лучшей подруги, но не успела подарить Ане.

Ноту сопровождал Юра Лагушкин в голубых джинсах и бежевой курточке. Нота запретила ему траурный вид. В черном на похороны пришла Настя Руденко. Черный платок, завязанный сзади, наполовину скрывал ее лицо. После смерти Наташи Рыжиковой Настя ушла в себя, стала немногословной, словно пряталась от грубого мира.

Вместе с Настей на кладбище явился Костя Круглов — вызывающая выходка. Диджей Ринг оставался подозреваемым в убийствах клубных девушек, но задавать вопросы и ругаться сегодня не хотелось.

Траурная процессия подошла к стене колумбария. Помолчали. Кладбищенская тишина была насыщена стрекотом кузнечиков, голосами птиц, трепетом листвы и напевным басом батюшки, отпевающим покойника в привратной часовне.

— Прощай, Полинка, — прошептала Аня и поставила урну с прахом в подготовленную нишу.

Юра включил плейер. Зазвучала песня «Крылатые качели» в исполнении детского хора. Аня слушала звонкие голоса и вспоминала лучшие моменты детства. Все они были связаны с Полиной. Они вместе мечтали и строили планы. Смерть разрушила всё. Теперь «нам расти еще расти» и «радости впереди» уже не будет.

Песня закончилась. Работник кладбища выждал паузу и закрыл ячейку с урной каменной плитой. Большую часть черного квадрата занимала светлая фотография — Полина улыбалась с лукавой обворожительностью. Такой она и останется в памяти Ани. Ниже было выгравировано имя и даты жизни. Полина Ветрова успела прожить девятнадцать лет. Всю жизнь она провела в интернате, где не могла уединиться. И здесь, в стене колумбария, она останется в плотном окружении умерших душ.

Положить цветы было некуда, букеты опустили в основание колумбария. Ринг ухитрился воткнуть две гвоздики в щель над плитой и сжал плечо Ноты.

— Соболезную. Полина была классной.

Нота отдернула руку, полыхнула взглядом:

— Что ты делал, когда ушел из клуба?

Оба поняли, о каком вечере идет речь.

— Радовался, — ответил диджей.

В глазах Ноты блеснула ярость. Вспылить она не успела, Ринг объяснил с ухмылкой:

— В тот вечер меня пригласили на фестиваль «Люди будущего». А ты о чем подумала?

Так и хотелось расцарапать самодовольную рожу. Вмешался Юра:

— Круглов, держись от нее подальше!

— Диджея Ноту с фестивалем прокатили? Двойной траур, — продолжал глумиться Ринг.

Нота окончательно убедилась, ради чего ее завистник и конкурент пожаловал на кладбище. Лагушкин отпихнул ухмыляющегося Ринга.

Тот не сопротивлялся:

— Но-но! Я, вообще-то, здесь с Настей. Не будем мешать вашей скорби.

Диджей Ринг сжал локоть Насти Руденко. Девушка потупила взор и покорно пошла с ним.

Нота выдернула и отшвырнула гвоздики, оставленные Рингом.

— А от меня можно? — спросил знакомый голос.

К колумбарию подошел Денис Ракитин, вставил над портретом Полины цветы вместо выброшенных, выразил соболезнования:

— Полина Ветрова светлая девушка. Я очень сожалею.

— Лучше бы убийцу искал! — отрезала Нота.

— Я раньше вас пришел. Бродил между могилами, присматривался.

— Следили? — догадался Лагушкин.

— Убийцы часто наблюдают за похоронами своих жертв.

— Ринг не прятался, — резко ответила Нота.

Оперативник признался:

— Мы допросили Круглова. Прямых доказательств против него нет.

— И кто тогда?

— На пальце Ветровой был перстень Казбека. Печатку опознала не только ты, но и работники его клуба. Это знак. Угроза.

— В смысле? Угроза кому?

— Об этом я и хотел с тобой поговорить.

— Здесь и сейчас? — изумилась Нота.

— Откладывать нельзя. Убита не просто твоя знакомая, а ближайшая подруга. И про костяшку номер четырнадцать нельзя забывать. Осталась последняя пятнадцатая. Клубный маньяк движется к финалу смертельной игры.

— К какому финалу?

— Я рад бы ошибиться, но… — Ракитин тяжело вздохнул. — Пришла твоя очередь, Нота.

— И вы так спокойно об этом говорите! — возмутился Юра. — Когда