фуксии и высокие, пышные прически, прямиком из времен Людовика Четырнадцатого.

Попадались целые семьи с детьми. Юные чародеи и волшебницы, одетые в вечерние платья и смокинги, напускали на себя жутко серьезный вид, и Лунар улыбалась, глядя на них.

— Как это видят смертные — такое количество гостей? Не лучше ли проводить такие сборища где-нибудь в безлюдном месте?

Орфей пожал плечами, поправляя сбившийся галстук-бабочку перед тем, как шагнуть на зеленую ковровую дорожку и выглядывая в окно.

— А как тогда Школам тешить самолюбие? Смертные же видят долгожданную премьеру какой-нибудь постановки, гала-концерт, день рождения знаменитости, что угодно. Они мастера придумывать оправдания любому, даже самому странному, событию. Пойдем.

Машина подкатила к ступеням и замерла.

Дверь распахнулась, и Орфей вышел — с ленивой грацией и скучающим лицом. Он вел себя как богатенький наследник, которому обрыдли бесконечные приемы и фуршеты, но где-то под этой маской проступали его настоящие чувства — тревога и волнение.

Он требовательно протянул руку, и Лунар помимо воли крепко ухватилась за нее, выдыхая. Ну, будь что будет.

Орфей не отпускал ее, пока они не добрались до широко распахнутых дверей театра. Их охранял десяток хмурых личностей с боевыми посохами, и те смотрели на гостей со сдержанным недоверием, будто каждый из них мог в любой момент вытащить из кармана взрывное заклинание или флакон с зажигательным зельем.

Лунар было достаточно одного взгляда на кристаллы, которыми было украшено оружие, чтобы сердце затрепыхалось в желудке. Легкое касание, и ее развеет по ветру.

Они предъявили свои приглашения, и Орфей очаровательно улыбнулся Распорядительнице, которая не нашла имени Лунар в списках даже с третьего раза.

— Лука не смог присутствовать и передал свое приглашение этой юной деве, — сказал он спокойно, указывая на черный конверт в ее руках.

Распорядительница, древняя как черепаха, медленно моргнула, оглядев Лунар с головы до ног. Выдержать этот взгляд, от которого по спине мурашки бежали, было непросто.

— Смертная, — констатировала она голосом хриплым и низким. — Ты привел смертную.

“Кольцо работает” — подумала Лунар, и облегчение сняло с ее шеи груз, который она до этого не замечала. Она так боялась, что магия даст сбой, и кто-то из охранников испепелит ее на месте, когда Распорядительница даст им отмашку.

Но дряхлая волшебница видела в ней обыкновенного человека, а не монстра. Смертную, без гнилой сердцевины.

— У нее есть дар, — сладко пропел чародей, улыбаясь так обворожительно, что некоторые гости замедлили шаг, невольно попав под силу его обаяния. — Однажды она станет одной из нас.

Распорядительница вернула им конверты.

— В следующей жизни, — буркнула она, укоризненно покачивая головой. На ее макушке колыхалась пена жгуче-рыжих кудрей, а морщин на смуглом лице было столько, что издалека Распорядительница смахивала на старое скрипучее дерево. Если бы кто-нибудь встретил ее на улицах Столицы, то обязательно принял за тривиальную смертную старушку, что торопится на другой конец города за сахаром по скидке.

— Проходите.

И как только они вступили в бальный зал, время потекло совсем иначе.

Такое количество магов, собравшихся под одной крышей, не могло не оказать влияние. Волшебство, чья концентрация в дюжину раз превышала средний показатель Темной Столицы, творило чудеса само по себе: стрелки на часах бежали в обратную сторону, свет огромной люстры под потолком разбивался на сотню лучей и не подчинялся законам человеческой физики, а стены театра — надежная каменная кладка — превращались в тонкие перегородки из сахарного стекла, через которые можно было различить фигуры гостей, неторопливо беседующих за бокалом шампанского.

К своему удивлению, в толпе разодетых чародеев Лунар замечала знакомые лица: Злату и Соль с вихрастым подростком, что был похож на них как две капли воды; Саломею, окруженная свитой поклонников и обожателей; Яромила в компании сурового господина в старомодных круглых очках. Господин беседовал с женщиной, чьи туфли представляли собой сложные металлические конструкции, которые громко бряцали каждый раз, когда волшебница переступала с ноги на ногу. Изнутри у “туфель” имелись шипы — они впивались в щиколотки и ступни женщины, оставляя отвратительные багровые следы.

— Не пялься, — помнил Орфей вполголоса, отпуская, наконец, ее руку. — Радослава изучает влияние боли на увеличение магического потенциала уже много лет, это часть ее исследования.

Лунар содрогнулась. В голове никак не укладывалось — причинять себе боль, целенаправленно и бесстрашно, чтобы узнать где именно проходит граница твоих возможностей? Верно говорил Бай — чародеи сумасшедшие, кто-то больше, кто-то меньше, но исключений нет.

Как можно было предугадать, Старшая Школа и Новая с самого начала старались держаться друг от друга подальше. Лишь изредка они сталкивались, точно Гольфстрим и Лабрадор, чтобы позже снова разойтись по углам.

Лунар следовала указаниям и молчала, улыбаясь всем, кто подходил приветствовать Орфея или справиться о здоровье него матери. С ней никто не заговаривал, ведь для окружающих она была смертной, которую чудак Орфей притащил с собой на Бал, нарушая правила Шабаша. Иногда кольцо нагревалось, и становилось понятно, что маги прощупываются Лунар со всех сторон, пытаясь найти лазейку в ее защите.

— Моя ученица, Лунар, — повторял Орфей, как заведенный, всем, кто спрашивал или проявлял маломальский интерес. — Да, она смертная, но у нее есть особенный дар. Нет, Распорядительница не возражала… Лука благородно уступил свое приглашение…

Это повторялось из раза в раз, по кругу, пока у Лунар не начала болеть голова, а скулы не свело от беспрестанной улыбки.

А потом Орфей исчез. Шепнул “я скоро вернусь” и растворился в толпе, оставив Лунар в одиночестве встречать холодные взгляды гостей. И это исчезновение на вкус было как самое подлое предательство.

Она неприкаянно бродила по залу в поисках укромного уголка, где можно было спрятаться хоть ненадолго. Выпила три бокала кислого шампанского, от которого в носу стало щекотно. А потом, неожиданно для самой себя, наткнулась на Саломею.

Верховная, с комфортом устроившись в кресле, беседовала с юношей — тонким и бледным, как моль. В руке у нее покачивался неизменный бокал шампанского с ягодами малины на дне, для сладости.

— Я лишь прошу об отсрочке, — молил юноша, опускаясь на колени перед креслом, словно они были наедине, а не посреди помпезного приема. — Вот-вот я получу оплату…

— Меня не интересуют деньги, — отвечала Саломея равнодушно, больше заинтересованная игрой пузырьков в своем бокале, нежели хнычущим мальчишкой у своих ног. — У меня их как грязи. А вот несколько услуг, возможно, могли бы немного уменьшить твой долг…

Она перехватила взгляд Лунар и улыбнулась — сдержанно и холодно, будто шапочной знакомой, а не близкой подруге, и увлекла собеседника на балкон, где посреди ноября цвели