class="p1">Алина решила покамест не заостряться на том факте, что этот тип назвал ее по имени-отчеству. После разберемся, на поверхности. Сейчас не стоит отвлекаться на несущественное.

– Так говорить неудобно! – выкрикнула она в дверь. – Давайте лучше снаружи поговорим. Хотите, в кафе посидим? Или в сквере на скамеечке…

– Приятно, когда столь молодая девушка приглашает тебя в кафе, – снова хихикнули по ту сторону двери. – Но вы знаете, в другой раз. Да, в другой раз, непременно. Сегодня мне немножко некогда. Вы не обиделись?

– О чем вы хотели со мной говорить? – мрачно спросила Алина, вытягивая из джинсового кармана мобильник.

– Зачем вы преследовали меня, дорогуша? – тон поменялся и стал надменно-холодным.

– Я вам уже объяснила. Мне нужно задать вам несколько вопросов. А вы убежали. Пришлось бежать вдогонку.

– Да? – шутливо удивился собеседник. – И о чем вопросы?

– Ну, первый – это скорее не вопрос, а просьба. Не могли бы вы подтвердить следствию, что в день убийства Поляничева видели у дверей его квартиры некую девушку и при этом она туда не заходила?

– Простите, я что-то не совсем…

Алина сама уже сообразила, насколько бестолково изложила свою просьбу, за что и рассердилась на себя моментально. Понятно же, что одной фразой всего не объяснишь, не надо так суетиться. Она продолжила уже спокойнее:

– Эта девушка – Рита, моя подруга. Ее подозревают в убийстве отчима, Поляничева Александра. Вы ведь его знали? Поляничева?

– Алекса?.. Почему знал? Я его знаю. Вы говорите, убили Алекса? Какая жалость. Нет, в самом деле, весьма и весьма жаль, очень положительный был товарищ. Но что у него есть падчерица – нет, не знал. И не знаю. Вернее, теперь уже знаю благодаря вам, милая. Печальная история, – тенорок вздохнул с сожалением. – Но что делать, ведь у следствия, вероятно, есть веские причины, чтобы подозревать именно ее…

– Если вы подтвердите, что она не входила в квартиру в тот день, когда Поляничев был убит, то подозрения с нее снимут!

– Я?! – театрально поразился Додонов. – Но как это возможно? Как я могу подтвердить то, очевидцем чему не был? Тем более откуда мне знать, когда убили бедного Алекса?

Алина запнулась. А что она, собственно, ожидала? Теперь придется среди жильцов тети-Тамариного дома искать свидетелей, которые видели этого хорька Додонова в подъезде или около, запомнили его и смогут опознать, чтобы он уж точно не сумел отвертеться. А если не найдут?

А если не найдут, то все, трындец, как любит выражаться ее грубый папка. Ничего-то эта сволочь подтверждать не станет.

– Выпустите меня, мне домой надо, – хмуро произнесла она.

– Простите, милая, но я не верю, что вы гнались за мной через всю Московскую область только за этим. Вам придется признаться, в чем ваш интерес.

– Когда дверь откроете, тогда и скажу, – нелюбезно пробурчала Алина.

– Да ну?! – весело удивился Додик. – А давайте наоборот. Вы говорите, а я открываю, идет?

– Да нечего мне вам говорить! Я вам все сказала!

– Вы уж определитесь, деточка. То скажу, то нечего говорить. Ну да ладно, не хотите, не нужно. Вы останетесь здесь. Я нелюбопытен. Я нелюбопытен, но осторожен. Поэтому вы останетесь здесь.

Алина спросила язвительно:

– Думаете, я на вас заявление в полицию не напишу, когда отсюда выберусь? Я такое заявление напишу, что вас, уважаемый, упекут не за хулиганство, а за что-нибудь похуже. Я же юрист.

– Юрист? Надо же. Я думал, что бухгалтер. Не важно, однако. Только отчего ты решила, что отсюда выйдешь? Потому что мобильник у тебя с собой? Ну, и что там поделывает твой мобильник?

Алина взглянула на дисплей своего телефона, и руки ее задрожали. Сети не было.

Из-за двери раздались какие-то квакающие звуки. Это Додик смеялся.

Так, нужно перестать трястись и все хорошенько обдумать. Вероятно, треклятый Додик этот каземат отлично знает. И он уверен, что позвонить отсюда нельзя. Значит, так оно и есть. Далее. Никто не будет ее здесь искать. В голову не взбредет искать ее здесь. Разве только заглянет кто-нибудь случайно, но это вряд ли. Может, бомжи зайдут? Рассчитывать на это не стоит. Они, когда зайдут, могут обнаружить только останки отважного, но глупого юриста, и хорошо, если не объеденные крысами. И даже, блин, «Ниссан» сегодня не появлялся! Да и чем бы он мог…

Словно поняв ход ее мыслей, Додик произнес со скрипучим смешком:

– Да не переживайте вы так, девушка, вы тут ненадолго. Завтра приедет техника, и домик этот того, тю-тю, снесут.

И снова зашелся смехом.

– Ну, я пошел? – вопросил он, отсмеявшись. – Надоело мне тут с вами. Грязно и воняет. Да и домой пора, как вы только что заметили.

Алина, обхватив ладонями лоб и щеки, судорожно пыталась что-нибудь придумать, старательно отгоняя паническую атаку, от которой закладывало в ушах и хотелось кричать. Она понимала, что этот шизофреник действительно может уйти, оставив ее умирать тяжелой и страшной смертью, и еще понимала, что если сейчас откроет свой «интерес» и задаст вопрос, не он ли упер антикварную чернильницу начала прошлого века, то этим свое положение отнюдь не улучшит.

Нужна какая-то хитрость. Хитрить Алина не умела. Но что-то ведь делать нужно! И наспех придумав какую-то ерунду, она произнесла ему вслед торопливо:

– Постойте, у меня к вам действительно было дело. Я хочу приобрести у вас одну вещицу. За вашу цену, естественно. Одному другу нужен подарок. Не поможете?

Кажется, Додонов удивился.

– Какую вещицу? – заинтересованно спросил он у Алины.

– Чернильницу. Вернее, письменный чернильный набор. Каслинское чугунное литье. Есть у вас такой?

Она ожидала любой реакции, но только не той, что последовала.

– Ты что, мразь, издеваться решила? – вдруг завопил Додик, наклонившись прямо к сквозной бреши от выкорчеванного замка. – Ты же лучше других знаешь, что его у меня нет! Ты ведь с этим придурком его у меня украла, мразь! Украла и спрятала! Мразь, стерва!.. Не выйдешь ты отсюда, тут подохнешь, мразь!

Он хрипло орал, проталкивая бешеный крик сквозь спазмы мышц, которыми злоба и ненависть стискивали его горло, а потом умолк, громко и часто дыша.

В другой ситуации Алина непременно спросила бы: «И что вы, уважаемый, так пузыритесь?», но только не в этой. Признаться, от мощи Додиковых чувств ей стало здорово не по себе, она вся сжалась, не зная, чего ей ожидать в следующую минуту. Сейчас даже не хотелось, чтобы этот шизофреник открыл дверь.

На всякий случай она пошарила рукой по усеянному цементным крошевом полу, чтобы найти хоть какое-то орудие защиты. Кусок кирпича, например. Увы, попадался один бумажный мусор.

Минуту