На рассвете 27 декабря гарнизон в полном составе был построен внутри крепости. На стенах остались только дозорные. Перед строем вынесли знамя 13-й полубригады. Комендант обратился к подчиненным, сообщив, что в распоряжении защитников форта имеется достаточно ресурсов для обороны и что солдаты покроют себя беспримерным позором, предпочтя воинской чести трусливую сдачу в плен: «Хочет ли гарнизон Эль-Ариша себя обесчестить? Впервые случится так, что французы предпочтут трусливо сдаться, нежели сражаться. Разве вы забыли, вы - авангард армии и ваши братья по оружию надеются, что вы задержите неприятеля, пока они объединятся и придут вам на помощь?»

Речь Казаля то и дело прерывалась мятежными возгласами, исходившими в основном из роты гренадеров. Когда комендант закончил, шум усилился. Большая часть гарнизона демонстрировала неповиновение. Офицеры тщетно пытались навести порядок, взывая к чести своих подчиненных. Тогда Казаль снова обратился к солдатам, предложив тем, кто не желает больше сражаться, просто пойти и сдаться неприятелю, для чего приказал открыть крепостные ворота. Никто, однако, не двинулся с места. Крики прекратились, порядок был восстановлен. Подразделения разошлись по своим позициям.

В течение дня никаких радикальных изменений в ситуации не произошло. Осаждающие вели обстрел крепости и, вгрызаясь в землю, продолжали приближаться к ее стенам. Гарнизон отвечал интенсивным огнем. С наступлением темноты комендант собрал у себя командиров подразделений и предложил арестовать зачинщиков бунта, но офицеры сочли эту меру неисполнимой в сложившихся условиях, учитывая большое количество подписантов и поддержку их большинством личного состава. Казаль был вынужден ограничиться очередным призывом к бдительности и советом командирам лично показывать пример храбрости своим подчиненным.

Ночью активность военных действий лишь усилилась. Две роты саперов под командованием капитана Бушара совершили вылазку, отбросив приблизившихся к стенам турок, и на их плечах ворвались во вторую параллель. Французские артиллеристы также вели интенсивный огонь и сумели к утру подавить одну из неприятельских батарей, действовавшую под руководством английских офицеров. В свою очередь, артиллерия осаждавших нанесла серьезный ущерб укреплениям форта, хотя, отмечает Бушар, и не смогла пробить брешь в его стенах.

В тот же самый день, 27 декабря (6 нивоза по республиканскому календарю), командующий французской дивизией в Салихии генерал Рейнье написал Клеберу в Каир о том, что под Эль-Аришем происходит неладное. 28-го курьер увез в Салихию ответ главнокомандующего:

«Я только что получил ваше письмо от 6 нивоза, где вы сообщаете мне о присутствии врага между Эль-Аришем и Катией и о присутствии великого визиря под Эль-Аришем. Хотя мне, как и вам, трудно поверить в эти известия, тем не менее надо действовать так, как если бы они были обоснованными: собрать ваши войска в Салихии и усилить Катию, ибо, если неприятель займет последнюю, возможности поддерживать сообщение с Эль-Аришем не останется.

Жду только сообщения от вас, чтобы выступить с остальной армией к Бельбейсу. Соответственно, необходимо активно поддерживать между нами связь. Что меня успокаивает, так это начавшийся вчера марш Морана с двумя батальонами 25-й полубригады к Катии. Если каждый выполнит то, что должен, этих пятнадцати батальонов окажется достаточно для того, чтобы остановить всё то, что визирь имел неосторожность двинуть против нас».

Учитывая расстояния между упомянутыми в депеше пунктами, гарнизону Эль-Ариша нужно было продержаться примерно неделю до подхода основных сил Восточной армии.

И ход боевых действий 28 декабря показывал, что эта задача ему вполне по силам. В течение дня турки продолжали тянуть траншеи, сокращая расстояние до стен, но французская пехота, выдвинувшись из форта, вынудила неприятеля прервать работу до темноты. Артиллерия весьма эффективно вела дуэль с вражескими батареями, используя, в частности, те вражеские ядра и неразорвавшиеся бомбы, которыми была покрыта земля внутри форта. Правда, ночью турки возобновили земляные работы и вновь стали неуклонно продвигаться вперед. Выдвинутые в предполье французские стрелки вынуждены были с приближением турецких траншей покинуть свои позиции одну за другой.

Подводя итог семи дням осады, комендант Казаль считал, что у гарнизона имелись все возможности продержаться еще не меньше двух недель:

«...Успехи неприятеля были несопоставимы с теми огромными усилиями, которые он затратил. Его батареи, установленные чуть дальше, чем надо, били без разбора по башням и стенам, будто хотели снести форт целиком. Определить направление главного удара не представлялось возможным. Шесть дней спустя после того, как начались осадные работы, лишь немногие наши орудия вышли из строя, несмотря на то что противник, имевший батарею в 14 орудий, сделал семь тысяч пушечных выстрелов и выпустил три тысячи бомб. (Я весьма заботился о починке ночью, когда огонь ослабевал, всего того, что было повреждено днем.) И, наконец, несмотря на огромный объем произведенных работ, противник с первых дней осады не смог продвинуться.

Хорошее управление артиллерийской стрельбой и интенсивный ружейный огонь не позволяли туркам высунуться из траншеи и затрудняли их работы. Небольшие вылазки, имевшиеся снаружи земляные укрепления, линии контр-апрошей, оборона каждого фута земли в предполье - вот причины столь слабых успехов противника. Я надеялся держать осаду до тех пор, пока не кончатся боеприпасы, которые я старался тратить так, чтобы их хватило выстоять до 20-го или 25-го [нивоза, или до 10-15 января 1800 г.]».

Однако уже 29 декабря в Эль-Арише с самого утра стали происходить странные события. Как свидетельствует капитан гренадеров Николя Феррэ (Ferray) в рапорте командованию о происшедшем, составленном 16 января 1800 г. в лагере под Салихией, уже поутру «большая часть гарнизона набралась водкой и была пьяна, хотя комендант и не приказывал производить раздачу».

Когда же в 7 утра турецкая пехота неожиданно ринулась на штурм Эль-Ариша, охрана двух находившихся за стенами постов бросила свои позиции, даже не попытавшись принять бой, бежала в форт. Покинутые укрепления немедленно были заняты неприятелем. Столь быстрое приближение противника вплотную к стенам крепости и бесславное бегство части гарнизона с поля боя вызвали панические настроения у остальных. Послышались крики, что надо немедленно сдаться, пока турки не ворвались внутрь. Дабы вернуть утраченные посты, комендант приказал капитану Феррэ и его гренадерам выбить турок оттуда. Капитан бросился в атаку, но за ним последовали лишь трое солдат, прочие остались на месте и категорически отказались сражаться.

Мятеж перекинулся и на другие роты. Солдаты бросали позиции, крича, что командование покинуло форт на произвол судьбы и собирается принести их в жертву. Пехотинцы швыряли ружья на землю, артиллеристы оставляли орудия. Несколько гренадеров взобрались на стены и, скрестив ружья в знак прекращения сопротивления, стали взывать к неприятелю. Кто-то из мятежников сорвал трехцветный флаг с древка. Турки, видя происходящее, покинули окопы и столпились у гласиса, требуя, чтобы им открыли ворота.