доморощенный. Узнал, что после нашего субботнего разговора я не спать легла, а с другом встречалась. И сделал мне выговор, как секретарше.

Как вообще было все. Паша вез меня домой, мы долго плутали по узким улочкам частного сектора. Вдруг в скудном свете фонарей я увидела, что голубь запутался в ветвях ползущего по забору растения. Крыльями бьет, выбраться не может. Так жалко стало. Я схватила Пашу за плечи и навела кипиш. Стала умолять спасти несчастную птицу.

– Он там явно каким-то делом занят.

С каждой секундой бедное животное становилось все дальше.

– Паша, пожалуйста-пожалуйста! Он ведь умрет! Мучительно и медленно. Паша!

Хирург смягчился. Вздохнул, по тормозам вдарил. Развернуться негде было, пришлось задний ход врубить. По разбитой узкой дороге вернулись кое-как. В одном месте о столб чуть боковое зеркало поцарапали. Паша выругался сквозь зубы, я притихла на заднем сиденье.

Дальше были нервно отстегнутый ремень, свет фонарика в темноте… Адомайтис застегнул ветровку до горла и отправился в темноту на подвиги, чтобы через пять секунд вернуться в «Спортейдж» и проговорить сквозь зубы:

– Твой голубь там крошки ел, как я и говорил. Мы его спугнули.

– Неправда! Голуби спят ночью, – пропищала я робко.

Машину поцарапал Павел, но вроде как по моей вине.

– Да неужели. Конкретно этот не спал. Я только подошел, он тут же и смотался.

– Странно. Может, он тебя увидел, решил, что ты угроза, и от страха особенно сильно рванулся? Бедненький. Представляю, каково ему там было одному в темноте.

– Ужинать? Подозреваю, ему прекрасно было. – Паша усмехнулся беззлобно. – Или у него бессонница, и бедняга решил в тайном от сородичей месте перекусить. Самый борзый и продуманный. И тут мы с тобой.

– Этого быть не может, – уперлась я.

Но и Паша не из тех, кто в споре сдается без боя.

– Почему? – бросил вызов.

– Потому что голуби – дневные птицы. Боже, Паша! Ты не знаешь этого?

– В первую очередь они наглые птицы, давно адаптировавшиеся под городские условия, – доходчиво объяснил Адомайтис. – Ты вообще в курсе, что в дикой природе голуби живут лет пять, а в городе – вплоть до тридцати?

– И из-за чего же такая разница?

– Из-за тревожности. В дикой природе им ежесекундно угрожает опасность. Постоянно надо быть начеку. В городах же нет хищников. Спрятался под крышу и спи. Здоровая нервная система – ключ к долголетию. Говорю же, этот чудик просто борзый. Как он не вступил со мной в бой за еду, не понимаю.

– Я бы вышла к тебе на подмогу, – не удержалась я от кокетства.

– Вот что-то не уверен, что ты заняла бы мою сторону, – возразил Паша с обидой.

Я хихикнула, представив, как мы с голубем на пару сражались бы с хирургом.

– Да ладно тебе! И все же мне кажется, что мы его спасли. А ты споришь по привычке, – закончила мягко, благодарно улыбнувшись.

Ведь он остановил машину, вернулся и действительно пошел спасать. Это мило.

В ответ Адомайтис бесцеремонно расхохотался. Обернулся ко мне. В глазах плясали чертята.

– Давай подождем и убедимся?

Мы выключили фары. И остались в машине в полной темноте и тишине слушать учащенное дыхание друг друга, думать «а что, если…» и… караулить голубя. Боже! Сейчас вспоминаю… и смех разбирает, тогда же натянутые нервы дрожали.

Наглый голубь-предатель вернулся через пять минут и продолжил, хлопая крыльями, трескать крошки или что там у него было заныкано.

– Этого не может быть, – заявила я Паше. – Потому что быть не может! Ты ему проплатил.

– Точно! – продолжил веселиться Адомайтис. – Птицы в этом городе мною давно куплены.

Дальше мы смеялись вместе. Всю оставшуюся дорогу до моего дома подкалывали друг друга. Я попрощалась и попросила больше мне не звонить. И так перегнула, у меня ведь другой есть. Оргазмы с сексуальными, несвободными сердцем литовцами явно в планы не входят.

И все же факт того, что на сто процентов дневная птица голубь устроила себе ночную вылазку, настолько меня развеселил, что на следующий день я поделилась этой информацией с Гордеем. В шуточной форме.

Полностью осознаю свою вину – не стоило позволять себя трогать и целовать. Потеряла контроль! Но с Гордеем мы поругались не из-за этого.

Ледяным голосом бизнесмен уточнил, почему я не легла спать.

Я сказала, что решила встретиться с другом.

На что Гордей рубанул: «Чтобы больше такого не было. Если я пожелал тебе спокойной ночи, значит, нужно ложиться спать. Поняла?»

И я поняла. Все.

Ответила, что тогда нам не стоит продолжать общение.

Это, конечно, тошнотворно неприятно, когда тебе ставят ультиматумы. И делают это таким голосом, будто ты нашкодившая трехлетка.

В понедельник от Гордея была тишина. Сегодня же он отзвонился и предупредил, что заедет за мной после работы. Я заявила, что не нужно, очень устала. Попросила о встрече в выходные. И вот результат.

Но не могу же я отказать ему при Паше!

– Привет, – говорю Гордею.

Сама наблюдаю за тем, как Адомайтис с идеальным букетом на секунду замедляется. Вдруг так сильно хочется гипсофилами кухню украсить! Цветы бы идеально смотрелись в моей стеклянной вазе, что в форме песочных часов.

Павел опускает букет, следом глаза. Сердце сжимается.

Держаться. Я гордая и независимая. От него уж точно! И то, что Адомайтис дрался за меня, что ласкал, что на лекцию пришел… это ни о чем не говорит! О его чувствах – нисколько.

Павел вскидывает глаза, в них загорается решительность на грани с упрямством. Продолжает движение.

Я нервничаю. Ситуация, с какой стороны ни посмотри, так себе.

– Привет, Диана. Чудесно выглядишь, – тем временем хвалит Гордей. Затем тут же укоряет: – Сбежала вчера от моего водителя. А он больше часа прождал.

– Они огромные, – улыбаюсь я вежливо, рассматривая розы и игнорируя фразу про водителя. Я же сказала, что не нужно встречать.

Не спешу принимать цветы. Прошлый букет тоже был необъятным. С каким трудом я его, сухой, тащила потом на помойку! Продолжаю мягко:

– Я же просила… Гордей, я же просила так сильно не тратиться.

– Это уж я сам решу. Хорошо? Давай я тебя отвезу домой, и мы поговорим.

– Давай на выходных. После четырех лекций язык не шевелится. И мозг тоже.

– В выходные у меня не получится.

– А у меня