— Вся надежда на вас… — она не договорила, а я не стал разводить пустую демагогию о возможном воскрешении.

— Вертолет прибудет через десять минут, — раздался из браслета голос Кирилла. — Заканчивайте приготовления и прячьтесь, Сергей должен остаться один.

— А как там с больницей? — запоздало спросил я.

— Все по плану. Да, чуть не забыл, твой браслет будет работать в автономном режиме, сеть на нем я заблокировал. Можешь использовать его как компас, часы и все в таком духе. Если будет лишних минут пятнадцать, глянь там видео, я загрузил. Но не раньше, чем послушаешь запись.

Какое еще видео? Может, весточка о Софье. Спасибо, Кирилл.

Мелькнули рыжие волосы, и лицо Кати оказалось совсем рядом с моим. Должно быть, она поцеловала меня в щеку, но я ничего не почувствовал.

Скоро буду в Лондоне.

Я закрыл глаза и снова отключился.

Меня разбудил рев подлетающего вертолета. Поляна была пуста. Справа стоял мертвый дом, слева — останки его брата, они полностью выгорели. В небо, застилая звезды, поднимался лишь черный дым. Вертолет, сверкая огнями, приземлился в десяти метрах от меня. С земли он казался огромным. Порывы ветра, создаваемые его лопастями, срывали с деревьев последние листья и волнами расходились по куртке и штанам. Задняя часть откинулась, и оттуда выбежали четыре человека в белой одежде. Ночью, посреди Древнего леса, они казались призраками. Меня погрузили на носилки и занесли внутрь. Вскоре я почувствовал, что мы взлетаем.

Один из белых людей долго водил надо мной каким-то прибором. Затем сказал в рацию:

— Многочисленные ожоги и ушибы, две рваные раны левой ноги, возможно, сотрясение мозга.

Дальше молчание, он слушал ответ.

— Так точно, — он наклонился ко мне. — Охотник, больница подверглась нападению, мы доставим вас на аэродром, а оттуда на остров. Пока вам лучше поспать.

Я почувствовал укол в шею.

Поспать — это хорошо. Лишь бы не сняли маску.

Отряд готовится к высадке. Транспортный отсек уже открыт, лопасти вертолета с шумом рассекают воздух; чтобы меня услышали, приходится кричать.

— Второе звено, к тому дому, — указываю на трехэтажное полуразвалившееся здание. Лейтенант Хендрикс кивает. — Пока не улетит вертушка, стоим на месте, прикрываем.

Первое звено я поведу сам.

Чувствую легкий толчок — шасси коснулись земли. Машу рукой и первый выбегаю под яростные лучи тропического солнца. Солдаты следуют за мной. Оборачиваюсь, невольно любуясь их выверенными движениями и вспоминаю, какими желторотиками они попали ко мне год назад, вернее, десять из них: лейтенант уже тогда был опытным бойцом. Забегаем в тень дома. Ребята занимают позиции. Капрал Йохансон закинул крюк и уже почти залез на крышу, капрал Шмидт из второго звена отстает на полкорпуса. Не забыть погонять его.

Вертолет взлетает, вырываясь из облака пыли, поднятой лопастями винта, и взмывает в голубое небо. Операция началась. Надеюсь, на этот раз разведка не ошиблась, мне уже наскучило летать туда-сюда между одинаковыми развалинами. Я оглядываюсь. Хотя на этот раз развалины другие. Это даже не пригород, а просто крупная деревня: два здания, рядом с которым мы укрылись, — единственные, построенные из бетона.

Поселение с одной стороны ограничивает речушка метров пяти шириной, с другой — подступивший вплотную лес, уходящий на несколько километров вверх по склону горы. Если кто-то прячется там, его не найти.

— Чисто, — Йохансон кричит с крыши, Шмидт знаком подтверждает. — Других довоенных зданий поблизости нет. Остальные времянки более поздней постройки. На первый взгляд все давно покинуто.

И тем не менее это единственное поселение в районе, из которого был послан последний перехваченный вражеский сигнал.

— Разбиться по парам и тщательно все обыскать, не тормозить: до ливня осталось три часа.

Можно было этого и не говорить. Все и так знают тактику поиска: забросить отряд в конце затяжного окна с хорошей погодой, чтобы у дикарей было время наследить, а дождь не успел смыть улики.

Даже не знаю, что мне нравится меньше: жариться под палящими лучами или промокать до трусов под проливным дождем. Вспоминаю мягкий климат Парижа; через две недели я вернусь туда, спустя три года. Всплывает лицо Кристины, и грудь сжимает тоска. Я быстро отгоняю видение и подхожу к уже ожидающему меня Капралу Диккенсу.

Удача улыбается нам через полтора часа, когда уже поднимается ветер и на горизонте появляются первые тучи. Я осторожно осматриваю хижину без крыши, сделанную из смеси глины, тростника и камней, когда из рации раздается радостный голос Хендрикса:

— Майор, сюда!

Окидываю взглядом деревушку и замечаю машущего рукой лейтенанта метрах в тридцати от меня. Торопливо шагаю к нему.

— Что у тебя?

— Следы, четверо, скорее всего, взяли то, что было тут стеной, — лицо Хендрикса светится.

Оглядываю хижину: крыша и две стены отсутствуют. Поворачиваюсь к Гздыньскому, следопыту отряда:

— Времени мало, стартуем, — дальше в рацию: — Все за мной, боевая готовность, поблизости дикари.

Очередной раз радуюсь: весь отряд уже тут, в укрытиях, осматривают берег, лес и развалины. Заметно нетерпение и предвкушение, они тоже устали от бесплодных поисков. Это первая ниточка за долгие месяцы.

Следы ведут из деревни в лес вдоль речушки. Топать в гору с полным обвесом, да еще и по лесу, — такое себе удовольствие. Тем временем тучи приближаются.

— Тропой часто пользуются? — спрашиваю Гздыньского. Он, не поднимая головы, отрицательно машет.

— Два прохода, первый сюда, второй отсюда: или случайно забрели, или каждый раз ходят разными путями.

Плохи оба варианта, но второй хуже, он означает, что противник опытный. Хотя дикари, сумевшие изобрести радио, всегда опасны.

— Твою мать! — следопыт останавливается.

— Что?

— Зашли в реку, заметают следы. Не исключено, что развернулись и пошли назад по дну мимо деревни.

Не слишком ли умно для дикарей? А с другой стороны, если они все равно собирались идти по реке, то им следовало сразу зайти в воду, а не переть двести метров вдоль берега, показывая направление. Делать нечего, придется делить отряд, в конце концов, основная задача — найти цель, а не избежать жертв.

На грани сознания я чувствую сомнение в правильности вывода, не обращаю на него внимания. Вершителям виднее. Вспоминаю теплый свет, который окружал меня два с половиной месяца назад при ежеквартальном отчете, и отеческий образ первого Вершителя, когда он рассказывал очевидные вещи о необходимости искоренения опасной скверны среди дикарей. Через две недели мой следующий отчет, потом отпуск. Я невольно улыбаюсь.