в Государственном историческом музее в Москве. Изучение этих коллекций дает возможность разделить их на четкие две группы. Первая из них, наиболее многочисленная (более 90 % из раскопок В.А. Городцова и ⅔ коллекции из раскопок А.М. Тальгрена), состоит из фрагментов крупных круглодонных сосудов, изготовленных из глины с примесью кварцевого песка и по поверхности несущих сплошную орнаментацию из оттисков среднезубчатого или гладкого штампа и ямчатых углублений. Это так называемая керамика галичского типа, встреченная, кроме Галичской стоянки, еще на ряде памятников этого района, например, на стоянке «Умиление»[572]. По всем своим особенностям эта керамика близка к неолитической ямочно-гребенчатой и, вероятно, ее следует датировать временем не позднее III тысячелетия до н. э.[573] Следовательно, первая группа керамики, будучи более древней, чем Галичские клады, не может быть увязана с последними.

Остается вторая группа, составляющая около 10 % керамики из раскопок В.А. Городцова и примерно треть керамики из раскопок А.М. Тальгрена. Она состоит из фрагментов круглодонных сосудов, горло которых имеет выраженный раструб (рис. 47). Абсолютное их большинство изготовлено из глины с примесью органических остатков. Орнамент, расположенный в верхней части сосудов, выполнен из оттисков мелкозубчатого штампа и иногда заходит на внутреннюю сторону горла. Вся эта керамика, по форме напоминающая фатьяновско-балановскую, очень близка к керамике чирковско-сейминских поселений, особенно Юринского[574], дата которого, выведенная на основании имеющихся здесь балановских сосудов ош-пандинского типа, не может быть позже XIII–XII вв. до н. э.[575], что соответствует времени Галичских кладов (1400–1300 гг. до н. э., по А.М. Тальгрену; XIII в. до н. э., по М.Е. Фосс; 1400–1100 по М. Гимбутас). Следовательно, вторая группа керамики является единственно сопоставимой по времени с кладами, и, очевидно, она оставлена тем же населением, которое зарыло и клады.

Рис. 47. Керамика Галичских кладов.

Галичские клады и Туровская стоянка не единственные памятники чирковско-сейминской культуры в Верхнем Заволжье, Н.Н. Гурина[576] в этом районе выделяет группу памятников с керамикой чирковско-сейминского типа, которая, по ее мнению, вырастает на поздневолосовской основе, но под сильным воздействием фатьяновской. К числу таких памятников она относит стоянки Станок и Борань у г. Костромы и Федоровскую на Чухломском озере. Действительно, на всех этих памятниках обнаружена керамика, которая многими деталями сближается со второй группой керамики Туровской стоянки, а через нее и с посудой чирковско-сейминской культуры. Правда, здесь очень редко встречаются сосуды, украшенные геометрическими узорами и специфической чирковско-сейминской «змейкой», поэтому нельзя исключать и самостоятельное развитие этой группы памятников на основе смешения культурных традиций поздневолосовской и ярославской групп фатьяновских племен[577].

Но вместе с тем вполне возможно предполагать, что в третьей четверти II тысячелетия до н. э. из Среднего Поволжья в район Верхнего Заволжья под напором абашевских и срубно-поздняковских племен продвинулась и часть чирковско-сейминского населения, о чем свидетельствуют находки типичной чирковско-сейминской посуды с узорами в виде заштрихованных треугольников и «змейки» на Модлонской стоянке[578] и на некоторых памятниках по р. Шексне[579], куда они могли попасть лишь через Верхнее Поволжье.

Дальнейшая судьба чирковско-сейминских племен еще неясна, но наличие характерной для них керамики в нижних слоях ананьинских городищ раннего железного века, в частности на Городище у с. Богородское на р. Ветлуге и Ройский шихан на р. Вятке[580], позволяет считать, что эти племена приняли какое-то участие в создании западных вариантов ананьинской культурной общности. Это предположение подтверждается и характером чирковско-сейминской керамики, формой (круглодонные сосуды), составом теста (примесь толченой раковины) и орнаментацией (зональность и узоры из отпечатков зубчатого штампа), которой можно наблюдать признаки, ставшие впоследствии характерными и для ананьинской керамики.

Любопытно, что в Верхнем Поволжье в тех районах, где в эпоху бронзы были известны памятники чирковско-сейминского типа (Борань, Туровская, Федоровское, Модлона и т. п.), среди керамики эпохи раннего железа встречаются группы, близкие к ананьинским (городище у сел Городок, Минское, поселения «Ватажка», Верхнее Веретье, Кубенино)[581].

В раннеананьинских же комплексах, преимущественно происходящих из западных памятников (Старо-Ахмыловский и Акозинский могильники), имеются предметы (кельты, тесла, бляхи, антропоморфные фигуры, копья, ножи и т. п.), типологические развития которых уводит нас к материалам Сейминского могильника и Галичских кладов.

Глава третья

Срубные племена в Среднем Поволжье

Ближе к середине II тысячелетия до н. э. в развитии местного населения Среднего Поволжья происходят серьезные изменения, вызванные, с одной стороны, распадом волосовской культурной общности на ряд самостоятельных культур, а с другой — интенсивным включением в край новых пришлых племен, среди которых наиболее активными были носители абашевской и срубной культур. Контакты последних с местным населением оказали значительное влияние на весь ход развития истории края во вторую половину эпохи раннего металла, особенно в области развития производящих отраслей хозяйства, и в какой-то степени повлекли за собой и этно-культурные изменения.

Без выяснения основных черт культуры пришлых племен и характера их взаимоотношений с местным населением нельзя понять и специфику эпохи раннего металла Среднего Поволжья. Так как основные проблемы абашевской культуры в Среднем Поволжье уже рассматривались в недавно изданной монографии[582], поэтому в настоящей главе основное внимание уделяется узловым проблемам срубной культуры, а также затрагиваются вопросы, связанные с андроновским воздействием на племена Среднего Поволжья.

С начала II тысячелетия до н. э. юго-восточные и южные районы Среднего Поволжья становятся территорией распространения так называемых полтавкинских племен — непосредственных предшественников населения срубной культуры[583].

До недавнего времени считалось, что полтавкинские племена по р. Волге не подымались выше устья р. Черемшана и что северная граница их расселения проходила примерно по линии Жигули — Бугуруслан — Уфа — М. Кызыл (Н. Тагил)[584]. Отсюда обычно вытекал вывод о последующей экспансии полтавкинских потомков — срубных племен на север, почти до устья Камы[585].

Раскопки автора, проведенные в 1963 г. на II Ново-Мордовском могильнике, расположенном почти в устье Камы, заставили изменить сложившееся мнение. Здесь были вскрыты остатки двух погребений с архаичными чертами в погребальном обряде[586], близкими к характерным особенностям полтавкинского погребального обряда. Поэтому есть основания утверждать, что в первой половине II тысячелетия до н. э. полтавкинские племена временами доходили до устья Камы, а на востоке проникали, по мнению К.В. Сальникова[587], в бассейн среднего течения р. Белой и даже переваливали через Урал в районе Магнитогорска. Заходили ли полтавкинцы в Среднем Поволжье на правый берег р. Волги, мы не знаем, так как в этом районе до сих пор нет ни одного выраженного памятника полтавкинского типа, за исключением поселения у