культурного слоя поселения»[524]. Далее он разбирает весь керамический материал, типологически делит его на пять групп:

1) ямочно-гребенчатую неолитическую керамику;

2) керамику фатьяновскую (точнее балановскую);

3) волосовскую;

4) позднебалахнинскую;

5) собственно сейминскую[525].

Из этих групп О.Н. Бадер, с точки зрения возможной связи с погребениями Сейминского могильника, исключает ямочно-гребенчатую керамику как более раннюю и фатьяновско-балановскую «как связанную с совершенно другим типом погребений»[526] и относящуюся к более позднему времени, ибо она имеет ош-пандинский облик[527]. Остальные три группы сосудов он рассматривает как генетически связанные друг с другом и отмечает, что сейминская керамика возникла на базе поздневолосовской и позднебалахнинской при сильном влиянии срубной, в ее северном поздняковском варианте. Датируя эту керамику в пределах XII–XI вв. до н. э., О.Н. Бадер находит возможным поставить ее в один генетический ряд с борской керамикой турбинской культуры Верхнего Прикамья[528]. После публикации моей работы[529] О.Н. Бадер внес некоторые коррективы в свою типологию керамики Сейминского памятника, хотя и не изменил своего первоначального мнения[530]. Согласившись с необходимостью выделения чирковско-сейминской керамики в материалах Сейминского могильника, он отнес эту керамику к концу II тысячелетия до н. э. и, исходя из этого, высказал мнение, что «основная по численности позднейшая чирковско-сейминская группа керамики должна связываться с позднейшим поселением, возникшим на дюне тогда, когда самый факт расположения здесь могильника уже был забыт, не ранее XIII в., а скорее в XII в. до н. э.»[531]

Отбросив, таким образом, и эту группу керамики из числа возможных претендентов на керамику могильника, он еще раз подчеркнул, что «наиболее вероятна принадлежность к культуре могильника… поздневолосовско-балахнинской керамики»[532]. В подкрепление изложенных ранее доказательств О.Н. Бадер еще раз приводит высказывание А, Конева о находках вместе с костями человека только небольших сосудов диаметром в 12–13 см и иллюстрирует это ссылками на сохранившиеся зарисовки сейминских сосудов, выполненных А. Мельниковым. Последние он сопоставляет с сосудом из IV Большекозинской стоянки[533]. На этой основе им снова предпринимается попытка отнесения поздневолосовских и позднебалахнинских стоянок к неопределенной сейминской культуре, принадлежавшей к обширному сейминско-турбинскому «ареалу родственных приуральских, волго-камских культур медно-бронзовой эпохи»[534]. В какой-то степени к этому мнению присоединилась и М. Гимбутас[535].

Постараемся рассмотреть правомерность этих утверждений на конкретном материале.

Керамический материал Сейминской дюны из раскопок 1912–1933 гг. хранится в Государственном историко-архитектурном музее-заповеднике г. Горького, из раскопок Б.С. Жукова в 1929 г. — в музее Антропологического института Московского государственного университета, из сборов А.М. Тальгрена — в Национальном музее Финляндии. Все коллекции содержат вполне однотипный керамический материал, что позволяет рассматривать его в общей совокупности. Из многочисленных керамических фрагментов по сохранившимся верхним частям и деталям орнамента удалось выделить до 84 сосудов, которые по форме, примесям в тесте и обработке поверхности разделяются на четыре группы (рис. 46):

1. Раннебалахнинская с ямочно-гребенчатым орнаментом — 2 сосуда.

2. Поздневолосовская с некоторыми чертами позднейшей балахнинской керамики — 20 сосудов.

3. Балановская с фатьяновскими чертами — 11 сосудов.

4. Сейминская, или чирковско-сейминская — 51 сосуд.

Рис. 46. Керамика Сейминского могильника.

1–3 — керамика поздневолосовского типа; 4–9 — балановско-фатьяновские сосуды; 10–18 — чирковско-сейминская керамика.

Первая группа керамики представлена фрагментами от двух сосудов с примесью песка в тесте и заглаженной поверхностью. Имеется фрагмент от приостренного днища. Внешняя поверхность обломков украшена орнаментом из рядов глубоких конических ямок и оттисков овально-гребенчатого штампа. Все эти фрагменты относятся к балахнинской культуре, поэтому они не могли принадлежать как хронологически более ранние Сейминскому могильнику.

Вторая группа сосудов рассматривается как единый комплекс, сохраняющий в форме, примесях теста и обработке поверхности традиции волосовской керамики. Для этих сосудов характерно грубое тесто с растительными примесями, может быть, примесями истлевших толченых раковин. Внешняя поверхность заглажена, внутренняя обработана штриховой зачисткой; форма сосудов горшковидная с вытянутым туловом (высота больше диаметра горла) и отогнутым венчиком с округлым краем; преобладают плоские днища (на 20 верхних частей встречено 10 обломков днищ с диаметром от 10 до 16 см при толщине от 0,5 до 1 см). По степени отгиба венчика выделяются два типа сосудов. К одному относятся сосуды со слабо отогнутым наружу венчиком и слегка выпуклым туловом (17 экз., рис. 46). Преобладают сосуды с диаметром горла от 12 до 30 см (12 экз.) и толщиной стенок в 0,4–0,8 см. Встречены также пять сосудов более крупных размеров с диаметром горла 31–45 см. Последние имеют толстый, сильно отогнутый почти «Г»-образный край (рис. 46, 3).

Большинство сосудов этой группы неорнаментировано (17 из 20). У шести сосудов лишь по краю венчика наблюдаются резные насечки или скошенные оттиски гребенчатого штампа. Два сосуда по внешней поверхности имели сильно разреженную орнаментацию из резных линий и ямочных вдавлений (рис. 46, 2). Один небольшой сосуд по внешней поверхности был украшен горизонтальными оттисками гребенчатого штампа (рис. 46, 1). Эта керамика, аналогии к которой имеются в керамических комплексах ряда поздневолосовских (Подборица-Щербининская, Панфиловская и др.) и ранних чирковско-сейминских (Галанкина гора, Кубашевское и др.) поселений середины II тысячелетия до н. э., очевидно, синхронна могильнику. Но едва ли она была помещена в могилах. Скорее она находилась в жертвенных комплексах, ибо, как отмечает А.М. Конев, «больших горшков вблизи найденных черепов или костей ни разу не найдено. Это горшки всегда находились около зольников».

Третья группа представлена относительно небольшими и немногочисленными фрагментами 11 круглодонных сосудов, изготовленных из глины с примесью песка в тесте и имеющих выпуклое тулово, переходящее в цилиндрическое или расширенное раструбом горло (рис. 46, 4–7). Поверхность сосудов хорошо заглажена. Все они небольшие, с диаметром горла в 10–15 см. У большинства горло цилиндрическое, иногда завершенное по венчику слабым бортиком, которое нередко бывает орнаментированным. У трех сосудов горло расширяется раструбом вверх. Один сосуд не орнаментирован. Остальные лишь в верхней части украшены зональным узором, выполненным резными линиями и в одном случае мелкозубчатым штампом. Элементы узоров, обычные для балановской керамики, — зигзаги, заштрихованные ромбы, ряды коротких вертикальных и перекрещивающихся резных отрезков и т. п. В двух случаях было отмечено круглое дно с ямкой, окруженной радиально расходящимися резными линиями. Вся эта группа керамики весьма близка к сосудам балановских памятников, но не ош-пандинского этапа, как это было предложено мной ранее[536] и поддержано О.Н. Бадером[537], а к сосудам конца балановского этапа. За последнее говорит и наличие сосудов с орнаментированными краями венчиков, что уже становится нехарактерным для балановской посуды начиная с атли-касинского времени (см., например, балановскую керамику Кубашевского поселения)[538], а также отсутствие типичных атли-касинских и тем более ош-пандинских сосудов с их специфичными чертами орнамента. В известной степени