лошадей, кололи им бока шпорами и нещадно хлестали, другие пытались стрелять из луков без тетивы. Несколько человек вырывали друг у друга доспехи и кричали: «Это мое!»

Постепенно осаждавшие отступали к реке Иси, расползаясь во все стороны как маленькие пауки. Некоторые воины не знали, что их командиры убиты, другие не ведали, что потеряли отцов. Дорога к реке была просто забита лошадьми и брошенными доспехами, так что по ней невозможно было проехать, не наткнувшись на что-нибудь. Все это богатство как с неба свалилось на людей страны Тодзё.

Славные воины восточных провинций совершили страшную ошибку и были разгромлены в первой же битве. Возможно, они решили, что стратегическая хитрость Кусуноки поистине непостижима, ибо главные силы, добравшись до Ханда и Нарабана[101], так и не смогли быстро начать новое наступление. На военном совете некоторые предлагали оставаться на месте, срубить деревья в горах и сжечь дома, чтобы предотвратить внезапное нападение с тыла, а затем с помощью местных проводников без помех взять замок. Но воины из Хонма и Сибуя[102], потерявшие своих отцов или сыновей, кипели от ярости: «Какой прок ждать здесь! Мы сами пойдем на них и умрем!» Многих убедили эти слова, и они помчались вперед.

С востока над замком Акасака террасами поднимались рисовые поля, и атаковать замок с этого направления казалось невозможным. С трех же других сторон местность была ровной и защищенной, казалось, только рвом и частоколом в один ряд. Воины, шедшие в атаку и оценивавшие положение, думали так: «Даже демоны или боги не смогли бы долго продержаться в этом замке». Они подошли к замку, спустились в ров, выбрались на другую сторону и, преодолев все препятствия, уже готовы были карабкаться вверх. Но из замка не раздавалось ни звука.

«Это означает, – решили воины, – что они замышляют, как вчера, стрелять в нас, а когда мы побежим, они нападут на нас с тыла, чтобы создать хаос в наших рядах».

Тогда атакующие разделились на две армии. Одна, численностью в 100 000 человек, пошла к горе, возвышавшейся сзади, а остальные 200 000 окружили замок. Но и теперь из замка не было выпущено ни одной стрелы, и ни одного человека не было видно. Ободренные этим, воины начали карабкаться по частоколу. На самом же деле частокол оказался двухрядным, и внешний ряд был подрублен и обрушен. Защитники замка одновременно перерезали веревки, державшие частокол, и все 1000 атакующих, уже забравшихся на него, рухнули вниз. Придавленные частоколом, они ничего не могли поделать. Обороняющиеся же бросали на них огромные бревна и камни. В итоге в этот день погибло 700 нападавших.

Воины восточных провинций, после того как два дня подряд терпели поражение, более не хотели штурмовать замок. Они осадили крепость и лишь на довольно большом расстоянии от нее разбили лагерь. Так они провели четыре или пять дней, а потом задумались: «Держать пассивную осаду недостойно воина. Замок стоит на равнине, в окружности он меньше четырехсот ярдов, а защищают его всего четыреста-пятьсот человек. Если мы, воины восьми восточных провинций, не сможем атаковать его и закончим дело простой осадой, это станет позором для нас, за что люди потом будут насмехаться над нами. Нельзя допустить такого. Если правильно рассудить, то мы были столь безрассудны, что шли в атаку без щитов и без всяких вспомогательных приспособлений. Поэтому мы сами создавали себе трудности. Теперь же мы поступим по-другому».

В следующий раз воины пошли на штурм, держа над головой щиты, обитые прочной кожей, чтобы их нельзя было проломить. И хотя залезть на частокол не составляло труда, ибо ров был неглубоким, а берег – низким, они не стали безрассудно карабкаться на него, опасаясь, что он опять обрушится. Вместо этого они попытались снести его длинными крючьями, стоя на дне рва. Когда, казалось, частокол вот-вот упадет, защитники замка стали лить на них кипящую воду ковшами в три-шесть ярдов длиной. Кипящая вода проникала в отверстия шлемов атакующих, под их плечевые доспехи и обжигала их. Не в силах вынести это, они побросали крючья и щиты и бежали, всем на посмешище. Хотя никто из нападавших не умер, у одних были так обожжены руки и ноги, что они не могли стоять, у других тело покрылось волдырями. Всего таких оказалось около двухсот человек.

Атакующие каждый раз штурмовали по-новому, а защитники замка придумывали новую стратагему. Совет решил, что не остается ничего, как ждать, когда у противника закончатся припасы. Приняв такое решение, воины восточных провинций отказались от мысли о сражении, поставили в каждом лагере наблюдательную башню, построили укрепления и стали держать осаду. Таким образом, защитников замка более никто не беспокоил, и они постепенно теряли боевой пыл.

Кусуноки строил замок в большой спешке и не имея времени на то, чтобы запасти достаточно провианта. Через двадцать дней после начала осады в замке остался запас продовольствия лишь на четыре – пять дней. Тогда Масасигэ сказал своим людям:

«Мы выиграли несколько сражений. Но врагов так много, что это не имеет никакого значения. Тем временем у нас кончаются припасы и нам неоткуда ждать подмоги. Я был первым воином в этой стране, решившим поднять армию и помочь его величеству объединить земли, поэтому в должное время и в должном месте я без колебаний отдам свою жизнь. Но храбрый воин – это тот, кто предусмотрителен и рассудителен. Поэтому я, Масасигэ, предпочел бы, чтобы враги захватили этот замок и решили бы, что я покончил с собой. Объясню почему.

Если воины восточных провинций узнают, что я мертв, они обрадуются и вернутся в родные земли. Когда они сделают это, я появлюсь снова и буду сражаться. Если они опять появятся здесь, я скроюсь в горах. Если я проделаю это четыре-пять раз, воины обязательно истощат свои силы. Вот как, сохранив себя, я планирую уничтожить врага. Что вы думаете об этом?»

Воины полностью согласились с ним. Сразу же они вырыли в замке большую яму глубиной в десять футов, вытащили из рва несколько десятков трупов и бросили их в яму. Затем набросали сверху древесного угля и хвороста и стали ждать ветреной и дождливой ночи. Наверное, само Небо благоволило Масасигэ. Внезапно налетевший ветер вздымал тучи песка, а с неба, как подрубленный бамбук, хлынули потоки дождя. Ночь стояла очень темная, и все закрылись в своих шатрах.

Лучшего нельзя было и желать. Масасигэ оставил в замке одного из воинов и приказал ему: «Когда увидишь, что мы ушли на пятьсот ярдов отсюда, поджигай