– А ты кто? – спросила она.

Эли понял, что из-за его высокого роста ей не видно. Он наклонил голову, указывая на закрепленные на макушке рога. Они были обклеены красными блестками и сверкали в затемненной комнате.

– Мефистофель, – пояснил он.

Девушка рассмеялась. Она училась на отделении английского – это он узнал. И, по его мнению, это было подобающе: один демон приманивает другого.

– Оригинально, – сказала она со скучающей улыбкой.

Серена Кларк. Такое имя значилось в его файлах. Она оказалась красивой, в самом небрежном стиле: очень легкий макияж, похоже, был нанесен в качестве запоздалого жеста. Эли обнаружил, что ему трудно разорвать зрительный контакт с ней. Он привык к хорошеньким девушкам, но Серена оказалась другой – в ней было нечто большее. Когда она притянула его к себе для поцелуя, он чуть не забыл про хлороформ у себя в заднем кармане. Ее ладони скользнули вниз по его спине, и он едва успел перехватить их, прежде чем она нащупает пузырек и сложенную тряпицу. Он отвел ее руки к стене у нее над головой и удерживал там, продолжая ее целовать. У нее был вкус холодной воды.

Он собирался вытолкнуть ее в окно.

Вместо этого позволил ей завалить себя на чужую кровать. Хлороформ впился ему в ногу, но когда он отвел глаза, она вернула его взгляд и внимание всего лишь одним пальцем, улыбкой и тихим приказом. По нему пробежал трепет. Тот, которого он не испытывал уже много лет. Желание.

– Поцелуй меня! – велела она, и он послушался.

Эли никак не смог бы ее не поцеловать – и когда их губы встретились, она игриво завела его руки ему за голову. Ее светлые волосы щекотали ему лицо.

– Кто ты?

Эли заранее решил, что этим вечером станет зваться Гиллом, но когда он открыл рот, то неожиданно сказал:

– Эли Эвер.

Какого черта?

– Как благозвучно, – заметила Серена. – И что привело тебя на эту вечеринку?

– Пришел, чтобы найти тебя.

Признание вырвалось раньше, чем Эли осознал, что говорит. Он напрягся: каким-то уголком сознания он понимал, что все плохо, что ему нужно встать. Однако, когда он попытался высвободиться, девушка проворковала: «Останься, не шевелись», – и тело его предало, расслабляясь под ее прикосновениями, хоть сердце у него отчаянно колотилось.

– Ты заметный, – сказала она. – Я уже тебя видела. На той неделе.

На самом деле Эли следил за ней уже две недели, надеясь подсмотреть ее способность. Ничего не получалось. До этой минуты. Он приказал своему телу двигаться, но оно желало лежать под ней. Он сам желал лежать под ней.

– Ты меня преследовал?

Ее вопрос прозвучал почти шуткой, но Эли ответил:

– Да.

– Зачем? – спросила она, выпустив его руки, но оставшись на нем верхом.

Эли сумел приподняться на локтях. Он пытался проглотить свой ответ, словно жгучую отрыжку. «Не говори – чтобы убить тебя. Не говори – чтобы убить тебя. Не говори – чтобы убить тебя». Он почувствовал, как слова продираются вверх по его горлу.

– Чтобы убить тебя.

Девушка сурово нахмурилась, но не сдвинулась с места.

– Почему?

Ответ удержать было невозможно.

– Ты ЭО, – сказал он. – У тебя есть способность, которая противоречит природе, а это опасно. Ты опасна.

Ее губы изогнулись:

– И это говорит парень, который пытается меня убить.

– Не думаю, что ты поймешь…

– Я понимаю, но ты меня сегодня не убьешь, Эли. – Она произнесла это так небрежно! Видимо, он нахмурился, потому что она добавила: – Не смотри так разочарованно. Ты всегда можешь повторить свою попытку. Завтра.

В комнате было темно, за стенами продолжала грохотать вечеринка. Девушка подалась вперед и сорвала с его темных волос рога с красными блестками, пристроив их на свои – светлые и волнистые. Она была чудесна, ему с трудом удавалось собирать путающиеся мысли, вспоминать, почему она должна умереть.

И тут она сказала:

– А знаешь, ты прав.

– В чем? – спросил Эли.

Его мысли стали ужасно замедленными.

– Я опасна. Я не должна существовать. Но что дает тебе право меня убить?

– Потому что я могу.

– Неудачный ответ, – заявила она, ведя пальцами по его щеке.

А потом она улеглась на него: джинса к джинсе, бедро к бедру, кожа к коже.

– Поцелуй меня снова! – приказала она.

И он послушался.

* * *

Половину времени Серена Кларк жалела, что не умерла, а вторую говорила всем вокруг, что им делать, мечтая, чтобы хоть кто-то не стал этого делать.

Она попросилась, чтобы ее выписали из больницы, – и море медиков расступилось, чтобы ее пропустить, едва успев отключить от капельниц. Поначалу добиваться своего было приятно, хоть и немного странно. Серена всегда была сильной, всегда готова была бороться за то, чего ей хотелось. И бороться стало не нужно, потому что ей никто не противился. Мир вокруг нее обмяк, у всех, с кем она встречалась и с кем заговаривала, глаза стекленели от желания услужить. Отсутствие противодействия, напряжения стало бесить. Когда она объявила родителям, что хочет вернуться к занятиям, те просто кивнули. Преподаватели перестали быть проблемой. Друзья прогибались, прогибались и прогибались перед любой ее прихотью. Парни теряли свой огонь, давали все, чего ей хотелось, – и все, чего даже не хотелось, но о чем она просила от скуки.

Там, где прежде мир Серены склонялся перед ее силой воли, теперь он просто склонялся. Ей не приходилось спорить, не приходилось стараться.

Она чувствовала себя призраком.

И что самое противное, тошно было признаваться, насколько это затягивает и становится необходимым – такое осуществление желаний, даже когда это делало ее несчастной. Стоило ей утомиться от попыток заставить окружающих идти наперекор, и она снова соскальзывала на утешительную власть. Не получалось ее отключить. Даже когда она не приказывала, а только высказывала пожелание, только просила, ее слушались.

Она чувствовала себя божеством.

Она мечтала о людях, которые смогли бы сопротивляться. О воле, которая была бы достаточно сильной, чтобы ей не поддаться.

А потом как-то вечером она разозлилась – очень разозлилась – на парня, с которым встречалась, на его тупой стеклянный взгляд, который стал ей так хорошо знаком, и когда он отказался с ней ссориться, отказался с ней не соглашаться (а по какой-то непонятной выбешивающей причине она не могла приказать ему это: его желание прогнуться побеждало любую попытку направленного на нее насилия), она приказала ему пойти и спрыгнуть с моста.

И он послушался.