– Что говорят доктора?

– Советуют держаться подальше от моря.

– Вот как…

– Оставьте меня в покое, патрон. Я больше не гожусь для рискованных предприятий.

– Ну, воля твоя. Ежели надумаешь, я буду ждать тебя во Франции. На нашем месте… один раз в году.

Росси молча кивнул, разглядывая свои пальцы.

– До сих пор дрожат, – сказал он, показывая Вацлаву трясущиеся руки.

Из сельвы тянуло запахом тропиков. Ветер шевелил листьями пальмы у входа на террасу. Слуга-мулат принес фрукты и вино, поставил на плетеный стол.

– Угощайтесь, патрон… – вежливо предложил Росси.

– Майеру удалось спастись? – как бы между прочим, поинтересовался тот. – Я искал и его тоже. Он числится погибшим.

– Так и есть, патрон. Я видел, как его растерзала акула. Было много крови.

Он ни слова не проронил ни о предсказании Клод, ни о Черной Луне. Откуда Вацлаву может быть известно, что она подразумевала под этим? Он сам до сих пор теряется в догадках…

– А бочонок?

– Наверное, ушел на дно вместе с «Принцессой Мафальдой»… – вздохнул Росси. – Или попал в желудок той твари, которая сожрала Майера.

– Н-да… – разочарованно протянул Вацлав и повторил: – Жаль…

Проводив патрона, Исленьев вернулся на террасу и сидел там, пока не стемнело. В траве монотонно стрекотали цикады. Он дремал, вспоминая Клод. «Не стоит беспокоиться о том, что само плывет тебе в руки», – сказала она. О, Клод! Он все сильнее тосковал по ней.

Неизвестно, является ли Клод дочерью фрау Шнайдер, но она вправду ведьма. Ее слова сбылись с ужасающей точностью. Исленьев чуть не сломал голову, как выманить Майера из каюты и завладеть бочонком, а тот сам приплыл ему в руки. Акула атаковала немца, он выпустил свое сокровище, и деревянный бочонок, превосходно держась на волнах, привлек охотника своим блеском. Он словно говорил: «Вот он я! Бери меня, дружище!»

Исленьев забыл об океанской пучине, о потерпевшем крушение лайнере, об акулах, обо всем на свете. Он схватил бочонок и, придерживая чудесную находку, отдался на волю волн. Так с бочонком в руках его и выловили из воды матросы с английского судна «Эмпайр Стар». Закутали в одеяло, отогрели, дали глотнуть джина.

Исленьев притворился, что он не в себе от пережитого кошмара, и на все вопросы только мотал головой. Корабельный врач нашел у него нервную горячку, сопровождаемую психическим ступором. Спасенного в самом деле трясло, – но исключительно по причине свалившейся на него удачи. Когда он почти смирился с поражением, ему невероятно повезло.

У Исленьева попробовали забрать бочонок, но его пальцы будто судорогой свело, и не было никакой возможности разжать их, не повредив.

«Не бойтесь, сэр, – уговаривал его доктор. – Ваша вещь будет находиться при вас. Успокойтесь же! Мы только хотим освободить вашу руку…»

Но спасенный не слышал обращенных к нему речей и продолжал сжимать бочонок.

«У него шок, – объяснил доктор матросам. – Оставьте его. Надеюсь, завтра ему полегчает».

Утром, когда все уснули, обессиленные ночным авралом, Исленьев наконец смог рассмотреть свой улов. Бочонок был величиной с ладонь и сделан из плотно пригнанных клепок и маленьких доньев. После гибели «Принцессы Мафальды» он по достоинству оценил остроумное решение сохранности содержимого, которое находилось в сем деревянном сосуде. Бочонок не затонул! Он просто не мог затонуть. Вероятно, немецкая педантичность Майера сыграла здесь счастливую роль.

Исленьев изнывал от любопытства, однако заглядывать внутрь бочонка счел преждевременным…

* * *

Москва. Наше время

Инцидент в ночном клубе «Панда» был забыт.

Морозовы встали на сторону дочери. Шлыковы сделали вид, что ничего страшного не случилось. Ну, выпил Валек лишнего, с кем не бывает? Ну, вспылила Лиленька, ее можно понять. Перед свадьбой у девушек начинается психоз: они становятся нервными и капризными, плачут без причины или смеются без повода. Могут выкинуть какой-нибудь фортель. Впасть в депрессию. Закатить истерику. Такая уж у них планида.

Жених принес свои извинения. Невеста его простила. Все утряслось, уладилось. Будущие тесть с тещей, равно как и свекор со свекровью, с головой погрузились в последние приготовления к торжеству. Обычная предсвадебная суета отнимала кучу времени, внимания и сил. Женщины метались по магазинам и салонам, мужчины занимались финансовыми и организационными вопросами.

Решили праздновать бракосочетание детей в узком кругу. Не устраивать помпезного застолья, обойтись без выступлений эстрадных звезд, цыганщины и фейерверка. Кому все это нужно?

Шлыковы настаивали на венчании. Сначала церковный обряд, потом роспись. Морозовы в общем-то были не против. Правда, невеста и слышать не желала о венчании. Мало-помалу ее склонили к согласию.

Сегодня, в день своей свадьбы, Лиля выглядела ослепительно. На ней было девственно белое кружевное платье, белые цветы в смоляных кудрях, жемчужное ожерелье и серьги. Фата окутывала ее, словно легчайшая дымка.

– Такой красоты не бывает! – зачарованно всплескивали руками родители.

Глаза Лили сверкали из-под тяжелых от туши ресниц, губы блестели кроваво-красной помадой. Рядом с ней даже жених казался вполне респектабельным молодым человеком.

– Что-то мне нехорошо, – пожаловалась мужу Морозова.

– Это от волнения, Лера. Как-никак дочь замуж отдаем, – успокаивал ее Николай Степанович. – У меня самого слезы к горлу подступают.

Валерия Михайловна украдкой взяла под язык валидол. Сердце неприятно щемило, дыхание стеснилось. «Быть беде! Быть беде! – набатом звенел в ушах вражеский голос. – Быть беде!»

– Только не сегодня… – простонала она, чувствуя, как ее бросает то в жар, то в холод.

Свадебный кортеж подъехал к церкви около полудня. Венчание было назначено на двенадцать. Гости и родственники столпились у входа.

Невеста с букетом белых роз сияла улыбкой. Восторженный жених держал ее под руку. Валерия Михайловна не сводила с дочери глаз. Не дай бог, что-нибудь пойдет не так.

– Успокойся, прошу тебя, – шепнул ей муж. – На тебе лица нет.

– Я спокойна, – с натянутой улыбкой отвечала она.

Морозов никому не сказал, что пригласил на семейное торжество постороннюю женщину – провидицу из Черного Лога. Она сама напросилась.

Глория вела себя скромно и старалась быть незаметной. Впрочем, в предсвадебной лихорадке всем было не до нее. В том числе и Морозову.

«Славно, что обо мне забыли, – думала она, глядя, как все, на жениха и невесту. – Просто великолепно».