она принесет тебе сведения, мы нападем на нее и выпытаем все!», — радостно рассказывали они. Я не разделял их веселья, но и перечить им не мог. В поиске богине смерти я искал новый смысл, а мои путники — путь в логово богов, так называемый Верхний уровень. И мне оставалось лишь удивляться тому, что спустя ни одно тысячелетие, я так отчетливо помнил ту самую, первую, мою осознанную жизнь…

…В то время, любовь Эви изменила меня и мое окружение. Даже отец, под властью божественного дитя, принял меня как сына и включил в свое дело.

Мы поженились, Эви ждала ребенка, город процветал, жизнь кипела, и я считал себя самым счастливым человеком на земле.

А потом пришли жрецы с зиккурат.

— Бог просит вашего первенца. Роды должны пройти в храме, где священное дитя отдаст долг за свою жизнь на Земле. Только первое дитя.

— Всего один ребенок не такая уж большая цена за мир и спокойствие, — сказал отец.

— Кто мы такие, чтобы противиться Богам! — со слезами на глазах сказала мать.

— Я не отдам им его! — сказала Эви, — он пожрет его душу! Его бессмертную душу!

«Мы уйдем отсюда. Из этого города. Навсегда!» — шепнула она мне.

Калека и беременная женщина — не лучшая пара для побега. Нас схватили, еще когда крыша нашего дома не исчезла с горизонта. Воины вернули нас домой, посадив под домашний арест. Поставили охрану и запретили ей покидать дом. Время шло и когда наступил девятый месяц ожидания, я проснулся среди ночи от дурного сна и не увидел ее рядом с собой.

Поспешив на ее поиски, я нашел ее на полу — она вонзила острие себе прямо в живот.

Слабая жизнь еще теплилась в ней.

— Зачем? Ну зачем, Эви?

— Душа бесценна, — прохрипела она, — я подарю ему новую жизнь, но… потом…

Я пытался прикрыть ее рану, остановить кровь, но она схватила меня за руку и прижав к своей груди, прошептала:

— Когда-нибудь мы обязательно встретимся, Эния…

Глаза ее закрылись и душа покинула тело.

Только годы спустя я понял, что одна земная жизнь ничего по сравнению с вечностью, что даруется душе.

Франция, Париж, 1845 г.

— Профессор Мартинес? Кто его спрашивает? Здесь таких нет…, уходите…

Девушка попыталась закрыть дверь, но Гоззо просунул руку, помешав этому.

— Вы дочь Эдит, так? Вы очень похожи на мать, я знал ее, я преподавал у нее живопись.

Девушка с подозрением взглянула на него. Даже с накладными усами и бородой, в большой шляпе, Гоззо выглядел слишком молодо для того, кто мог учить ее мать.

— Я просто хорошо сохранился, — поспешно добавил он, уловив ее взгляд. — Скажите, могу я увидеться с Эдит?

— Мама умерла… уже давно, — девушка замешкалась.

— Простите, мне так жаль… Гоззо, меня зовут Гоззо, — представился он.

— Адель, — ответила она, и еще раз окинув его взглядом, освободила дверной прием, — проходите…

— Несколько лет мама страдала болезнями души: сильно хандрила, и, в конце концов, наложила на себя руки, — говорила она, пока они проходили знакомую Гоззо парадную.

— Какой кошмар, примите мои соболезнования… Честно сказать, вы меня удивили, ведь насколько я помню, она была такой жизнерадостной девушкой.

— Мой отец также считает. Врачи говорили — это наследственное. Вы разве не слышали про мою семью? Об этом писали в газетах…

— Нет, я долгое время жил за границей, а что произошло?

— Дедушка убил свою пожилую мать и сына. А сам пропал без вести. Просто вышел из дома и исчез. Психоз*. Это сильно подкосило мою мать, она тогда была совсем молода.

— Что? Робер мертв? Не может быть! — Гоззо опешил, — профессор Мартинес выглядел вполне здоровым человеком… с чего вдруг он так поступил? Немыслимо, я совершенно за ним не замечал такого. А ведь я знал его много лет…

Девушка снова странно взглянула на него.

— Я же говорю, я выгляжу гораздо моложе своих лет, — понял ход ее мыслей Гоззо.

— Присаживайтесь, я налью вам чаю, — девушка отошла, давая возможность гостю оправиться после ее слов.

Гоззо присел на старенький диван, на котором часто сидел в облике Марко.

«Проклятье! Что им двигало? Совсем из ума выжил! И где теперь искать его?», — думал он, осматриваясь вокруг. Повсюду лежали разные вещи, коробки, книги.

В коридоре послышались шаги — дочь Эдит возвращалась.

— Пожалуйста, — девушка разложила перед Гоззо поднос с чашками.

— Вы переезжаете? — спросил Гоззо, указывая на бардак вокруг.

— Нет, просто освобождаемся от хлама, — сказала она, — дом долгое время пустовал, пока я жила у родственников. Но теперь я вернулась и первым делом хочу избавиться от дедушкиного присутствия.

— Вы позволите? — Гоззо подошел к книгам, — я бы взял себе на память пару вещиц.

— Пожалуйста, можете забрать все!

Она замолчала, наблюдая как Гоззо роется в книгах. Он перебирал одну за другой, пока меж книг ему не встретился смятый детский рисунок.

Судя по нарисованным сверху сталагмитам, на рисунке была изображена пещера. Вокруг было прорисовано множество зажжённых красно-желтых факелов, а в центре стояла гигантская коробка, судя по отрисованным бликам, стеклянная.

— О, это рисунок Робера, маминого брата. Он нарисовал его своему учителю, некоему Марко. Там приписано.

Марко посмотрел в угол листа: «Пещера с сокровищами пиратов. На долгую память Марко, лучшему учителю…».

Тот рисунок, что хотел передать ему Робер, в день их последний встречи.

— Позвольте, я заберу его, — сказал Гоззо.

Адель, удивленная его просьбе, не стала возражать.

— Мама тоже любила рисовать в детстве. Но после того случая, она забросила живопись. Она всегда была для отца просто мебелью. А ведь мама всю жизнь желала одобрения. Но ни от него, ни даже от учителей, она его так и не получила. Все восторгались Робером, ее младшим братом…, — в голосе Адель слышалась сильная горечь за мать.

«Все тянутся к этой душе, — вспомнил Гоззо слова профессора. — Да, у малышки Эдит не было ни шанса противостоять внутренней притягательности Робера».

— …Поэтому я не понимаю, зачем было удочерять ребенка и не любить его, — продолжала возмущаться Адель.

— Эдит тоже была не родной дочерью профессора? — удивился Гоззо, убирая рисунок к себе во внутренний карман.

— Да, поговаривали, что он привез ее аж из Южной Америки. Как и других своих детей.

— Других детей? — не понял Гоззо, — у него были еще и другие дети?

Адель кивнула.

— Да. До Робера и Эдит у него было еще двое детей, но они умерли задолго до появления моей мамы. Мне встречались их документы при уборке дома…

«Маленькие дети, умирающие в профессорском доме. И куда смотрит полиция?