– Куда ты поедешь в таком состоянии, Тань, – Валера присел рядом со мной.

– Да, Танюш… – Ленка прижалась ко мне с другой стороны. – Господи, несчастье какое! Я сама съезжу, хочешь?

– Нет! Это моё, это моя…

Тихо, но настойчиво завибрировал чей-то телефон. С досадой Ленка вытащила трубку из заднего кармана и приложила к уху.

– Слушаю! Да, Петровна. С ней всё в порядке, жива. Что вы сказали?? – Ленкин голос изменился. – Повторите, повторите, пожалуйста!

Она оторвала трубку от уха и включила громкую связь.

– Юра жив, девочки мои! Жив, но в очень плохом состоянии, мы везём его в первую городскую. Доехать бы…

– Доедете! – закричала я в телефон. – Петровна, миленькая моя, хорошая, держитесь, пожалуйста, я сейчас к вам примчусь!! Юра, ты слышишь меня?! Я люблю тебя, дорогой друг, люблю неистово! Не бросай меня, Юра!!

Тысячу лет и тысячу зим мы простояли у блока операционной в ожидании. Мимо нас ходили люди, проезжали каталки, пробегали какие-то дети. Мы молчали, только вздрагивали от очередного хлопка двери и, переставая дышать, взволнованно наблюдали за человеком в белом халате, который опять направлялся не к нам.

Операция длилась шесть часов. Ни есть, ни пить я не могла, хотя Валера, время от времени выбегавший в буфет за едой для супруги, настойчиво предлагал мне хоть что-нибудь съесть.

Хирург появился из операционной неожиданно. Вид у него был страшно измотанным, в глазах стояла зима. Я вскочила.

– Евгений Карлович, ну что?

– Вы жена?

– Невеста!

– Лучше бы жена, – вздохнул он. – И не такая красивая…

– Что вы говорите?! – у меня обмерло сердце. – Он жив? Скажите, мой Юра – жив??

– За вашим женихом теперь нужен уход, девушка. Особый уход.

– Я готова на всё, доктор! Лишь бы он жил!

– Вот тут я не убеждён, что лучше, но… Извините, просто я очень устал. Вашего жениха мы спасли, но его способность ходить – нет.

– Это что значит?

– А то и значит! – резко ответил он. – Ходить он не сможет. Но жить, полагаю, будет. Долго и счастливо, если вы… Впрочем, решать только вам. Простите, у меня дела…

Он повернулся к нам спиной, а я медленно опустилась на больничный диван.

– Заберу мальчика к себе! – безапелляционным тоном заявила Петровна. – Медицинские навыки я имею. Ну, выше нос, ребятки! Наш Юра жив и будет жить долго и счастливо, доктор обещал!

– С какой стати вы распоряжаетесь моим женихом, Агафья Петровна? – неприятным тоном осведомилась я. – Лишь только он придёт в себя, мы поженимся, а медицинские курсы я тоже окончить смогу! Ну, что вы так на меня смотрите?

– Тань, ты не понимаешь, наверное, всей ответственности и тяжести положения! – Валерка нахмурился. – У меня тётка врач, так что я знаю…

– Ничего ты знать не можешь! – отрезала я. – Я его люблю, каким бы он ни был. А жить долго и счастливо он будет только со мной, всем понятно?

– Таточка, подружка моя… – Ленка прижалась ко мне. – Какая ты умничка, я так тобой горжусь!

– Ладно, чего уж там, – я всхлипнула, но тут же взяла себя в руки. – Ребята, что-то я так есть захотела… У вас не найдётся чего-нибудь пожевать?

– Идёмте в кафе, я приглашаю! – Валерка сделал широкий жест. – Имеем право! Во-первых, наш Юрка оказался жив, а во-вторых – Новый год наступил, девушки! Два праздника в одном, мечта любого мужчины!

– Эх, мужчина, – ущипнула мужа в бок Ленка, – всё бы вам только повод найти!

Меня впустили в палату только на следующий день. Больница была полупуста и тиха. Пока я шла по длинному коридору, встретила только одного человека, старичка в полосатой пижаме, который спал прямо в коридоре, уткнувшись плечом в соседнее кресло. Бедняга. Все его соседи, наверное, домой отпросились праздник отмечать, а этому даже деваться некуда. Или не к кому…

У дверей палаты я остановилась. Так, Татьяна, соберись! Он не должен видеть твоих слёз, твоей слабости!

Дверь открылась еле слышно. Юрина кровать находилась у окна, чему я порадовалась, всё же хоть какое-то окошко в мир. Он лежал с открытыми глазами, рассматривая потолок. Бледный, с осунувшимся лицом, и такой родной.

– Юра…

Голова его чуть-чуть повернулась, а глаза, встретившись с моими, вдруг вспыхнули таким светлым, таким лучистым счастьем, что я чуть не задохнулась – от радости и безграничной нежности к этому человеку!

– Танюша… Ты пришла…

– Юра, Юрочка, хороший мой! – я бросилась к нему и порывисто поцеловала в серую небритую щёку. – Я так волновалась за тебя! Мы все волновались! А Петровна чуть собственный язык не съела от огорчения, что не успела к тебе на помощь!

– Ох уж эта Петровна! – он улыбнулся одними глазами.

– Тебе больно говорить? – сев на рядом стоящий стул, я накрыла его ладонь своей.

– Мне больно думать. А всё остальное – ерунда, Танюшка. До свадьбы заживёт!

– Юра…

– Я о тебе говорю, милая, – его пальцы слегка вздрогнули. – Увидев тебя невредимой, я понял, что он успел…

– Кто успел, Юрочка?

– Твой Роберт. Когда он примчался ко мне в контору, я в ту же секунду всё про вас и понял.

– Подожди… – меня взяла оторопь. – Кто куда примчался, я не соображу.

– Я всегда говорил, что женский ум – не чета мужскому в смысле соображалки. Твой Роберт прибежал ко мне, чтобы сообщить пренеприятное известие, и мы с ним тут же бросились к тебе.

– Какое известие? – до меня всё ещё не доходило.

– Таня! – он поморгал. – Ну что ты, в самом деле! Я же объясняю…

Тут он закашлялся, а я испугалась.

– Молчи, Юрочка, лучше молчи! Потом расскажешь… Теперь ведь всё равно не важно, кто к кому бежал и зачем.

– Очень важно, Таня! – прошептал он. – А я дурак. Как я его проморгал, не понимаю! Они ведь сразу нас раскусили, Танюш. В первый же день. Только от Юлиана твоего скрывали… Да вот не до конца удалось…

– Папа с Робертом? Подожди, подожди… – я в изумлении открыла рот. – Значит, Савва и Роберт вычислили, где я нахожусь и… ничего не предприняли, чтобы меня вернуть?

– Как-то так, но подробности лучше у них самих спрашивать, Танечка. Вот скоро и спросишь.

– Нет, Юра. Не спрошу, – твёрдо заявила я и продолжила уже совсем другим тоном. Ласковым. – Скажи мне, что тебе принести? Я могу суп сварить на курином бульоне или пюре картофельное… А ещё…

– Таня!

– А может быть, ты хочешь мандарины? Я узнаю у врачей, можно ли…