В кабинете царил леденящий холод, но Паоло, нечувствительный к нему, запрещал топить печь. Глядя в окно, за которым стелилась белая промозглая дымка, он размышлял о том, что было сделано за эти пять лет: теперь их уже много, детей ночи, или, как они сами себя называли, детей гиены. Оторвавшись от созерцания, он приказал Руджеро:

– Зови.

В кабинет вошли трое – богатые купцы, недавно обращенные стриксы, в обмен на бессмертие согласившиеся служить графу делла Торре, преумножая богатства клана. Паоло считал, что этим они заключили самую выгодную сделку в своей жизни.

– Господин… – низко поклонившись, начал старший из мужчин, широкоплечий, с простоватым лицом, Умберто Джатти. – Мы пришли, чтобы дать вам отчет о делах.

Руджеро принял от купца свитки с записями, между тем двое младших поставили возле стола многозначительно звякнувший кожаный мешок.

– Выручка, господин…

Чаще всего купцы в других городах рассчитывались серебром. Поэтому стриксам, не терпевшим прикосновения к этому металлу, приходилось все время носить тончайшие перчатки из человеческой кожи. Только этот материал полностью гасил действие серебра. Торговцы обменивали выручку на золото, затем ее привозили Паоло.

Чернокнижник развязал шнур, стягивавший горло мешка, запустил в его объемистое нутро обе руки, вытащил пригоршню золотых монет. Попробовал несколько из них на зуб, ссыпал обратно. Проследив за сверкающим ручейком, Паоло благосклонно кивнул:

– Я доволен.

Дела и в самом деле шли отлично. Дети гиены торговали с соседними и дальними странами: продавали дорогое сукно, взамен привозили белый мрамор из Каррара, соль из Венеции, ароматные пряности и сахар, шелк и рис с Востока, зерно из Сицилии, рабов с жаркого юга и даже меха для знатных дам из холодных северных земель.

Клан делла Торре занимался не только торговлей. На имя своих подданных граф скупал плодородные земли в окрестностях Милана, давал деньги в рост, открывал ремесленные мастерские. И во главе каждого дела стоял верный вассал из стриксов.

– Думаю, вы и себя не обидели, – усмехнулся Паоло.

– Господин… – обиженно заморгал Умберто.

– Знаю, – граф махнул рукой в знак того, что отпускает купцов, – вы не можете меня обмануть. Но ведь и я не запрещаю вам наживаться. Богатство каждого сына гиены лишь укрепляет клан. Ступайте. Приглашаю вас на большую охоту. Вы это честно заслужили.

Осчастливленные торговцы вышли.

– Одеваться, – приказал Паоло.

Охотиться за человеческой кровью он будет потом, сейчас граф собирался на охоту за душой.

Руджеро выскочил за дверь, и вскоре в кабинет потянулась вереница слуг, несущих роскошные одежды для важного выхода. Белоснежная камиза тончайшего шелка, шерстяная котта цвета весенней листвы, отделанная золотой каймой, красные шоссы[9], пурпурный блио[10], на вороте и рукавах которого сверкали рубины с изумрудами. Двое слуг держали широкий длинный плащ из зеленой шерсти с большой золотой застежкой, опушенный драгоценными соболями. Шествие замыкал сам Руджеро, в руках которого сиял широкий золотой пояс[11].

Сегодня – никакой сдержанности, он должен был демонстрировать свое богатство, ведь алчность фра Этторе вошла у миланцев в поговорку. Для священника маленькой церкви Сан-Алферио звон монет звучал слаще ангельского пения, а сияние золота затмевало свет божий. Фра Этторе умудрялся выжимать деньги чуть ли не из воздуха: выпрашивал, а иной раз и требовал, угрожая геенной огненной, пожертвования у богатых прихожан, за умеренную плату отпускал любые грехи, приторговывал потихоньку святыми мощами, коих у него имелось великое множество. Злые языки даже поговаривали, что священник изготавливал их сам, выкапывая кости на заброшенном кладбище. Разумеется, эти слухи были лживы: фра Этторе по сдельной цене и под великим секретом покупал мощи у купцов клана делла Торре, не рискуя задаваться вопросом ни о происхождении священных реликвий, ни о странностях поведения торговцев.

Этого достойнейшего человека и ждал в гости Паоло, вот уже пять лет мечтавший взять реванш за неудачу с фра Никколо. К тому же пытливый ум графа занимал вопрос: возможно ли, чтобы стрикс был священником? Паоло очень хорошо помнил, как фра Никколо едва не убил его своей молитвой. А что произойдет, если молитву произнесет сам обращенный? Сможет ли он войти в церковь или будет испепелен еще на пороге? Экспериментировать на себе или своих подданных Паоло, разумеется, не собирался. «Если фра Этторе погибнет, это по крайней мере разрешит мои сомнения, – думал граф, – если же выживет, у клана будет собственный, ручной священник».

Паоло вышел в большую залу, уселся в высокое кресло, повелительно кивнул. Руджеро ввел священника. Малорослый, жирный фра Этторе вкатился в залу в сопровождении двух рыцарей-стриксов, пристально следивших за каждым движением священника. Его окружало болотно-зеленое облако, пахнущее гнилью.

– Приветствую вас, святой отец, – насмешливо проговорил Паоло, – как идут дела? Хороша ли торговля фальшивыми мощами?

Круглое, безволосое, как у скопца, лицо фра Этторе выразило праведное негодование, однако в тонком голосе явственно угадывалась тревога:

– Ты забываешься, сын мой. Оскорбляешь Господа нашего, выказывая неуважение его смиренному служителю.

Скрыв усмешку, граф продолжил, словно не слышал возражения:

– Почтенный фра Этторе, если подсчитать, сколько вы продали костей Амвросия Медиоланского, выйдет, что у святого имелось пять ног, две головы и не менее сорока пальцев на руках. Конечно, если учесть, что плечевых костей продано четыре, все сходится. Но я не уверен, что достойнейший покровитель Милана выглядел подобно пауку.

– Чудеса Господни не знают границ, – нерешительно возразил священник. – Пожалуй, у нас не выйдет беседы, сын мой. Я пойду…

– Нет-нет, куда же вы, святой отец! – воскликнул граф, а рыцари, повинуясь его знаку, подхватили фра Этторе под мышки, слегка приподняв над полом. – Я еще не рассказал вам, откуда берутся эти мощи.

– Не нужно! – Священник побледнел, щеки затряслись от ужаса, обволакивавшее его облако потемнело.

– Но ведь вы не брезговали продавать их зажиточным прихожанам, – вкрадчиво произнес Паоло. – Почему же не хотите услышать, как мои тайных дел мастера выкапывают из земли разложившиеся трупы, как очищают кости от гнилой плоти, опускают их в едкие составы для придания древнего вида?

В горле фра Этторе что-то забулькало. Священник с трудом сдерживал позывы к рвоте.