– Открой бедному путнику, хозяин. – В голосе Паоло зазвучали вкрадчивые нотки.

Дверь отворилась. На пороге, сжимая в руке топор и настороженно вглядываясь в темноту, стоял крепкий молодой мужчина. Из мрака на него сверкнули желтые огни звериных глаз.

– Впусти переночевать, – попросил мягкий, чарующий голос.

Пальцы крестьянина разжались, топор выскользнул из обессилевшей руки.

– Входи, добрый человек, – покорно проговорил он, широко распахивая дверь.

Пятый закон детей ночи: стрикс не может войти в жилье без разрешения хозяина. Но в его силах получить приглашение. Паоло ворвался в дом, схватил крестьянина за горло, легко приподнял над землей. Человек захрипел и обмяк. Отшвырнув бесчувственное тело, граф шагнул к широкой лавке, на которой сидела испуганная, дрожащая молодая женщина. Скорее не увидев, а угадав в темноте приближающегося зверя, она хрипло вскрикнула и бросилась в угол, где на куче соломы и тряпья спали дети. Их было четверо: старшей девочке не более десяти лет, самому младшему едва минул год.

Охота есть охота. Не утруждая себя применением чар, Паоло одним прыжком настиг несчастную, которая, обезумев от ужаса, все пыталась заслонить детей своим телом. От шума проснулась старшая дочь, приподнялась на соломе, всмотрелась в темноту.

– Беги, Роза! – отчаянно крикнула мать.

Женщина вцепилась в плащ Паоло, словно надеясь удержать стрикса, не дать ему подойти к детям. Девочка тем временем подхватила на руки сонного годовалого малыша и побежала к двери. Граф не остановил добычу. Тем слаще будет погоня. Рванув зубами шею крестьянки, подставил лицо под тугую струю крови. Заплакали проснувшиеся дети, но вскоре крики оборвались: расправившись с матерью, Паоло полакомился малышами. Кровь невинных особенно вкусна и целительна для стрикса, жаль только, ее мало в детском теле…

С сомнением оглядев неподвижно лежащего хозяина дома, граф прошел мимо. Он не любил охотиться на мужчин, используя их кровь только в случае крайней необходимости насыщения. В молодых женщинах и детях было гораздо больше чистоты, нежности и трепета, что делало их самой желанной добычей. К тому же Паоло обладал любовью к прекрасному, остро чувствовал хрупкую, преходящую прелесть юности. Вино кажется вкуснее, если оно подано в красивом сосуде, а жареное мясо особенно аппетитно выглядит на золотом блюде.

Граф распахнул дверь, вслушиваясь в музыку ночной охоты. Над селением раздавались азартные вопли и хохот стриксов, звенели жалобные крики жертв. Ноздри щекотал густой запах крови. Темнота полнилась мелькающими тенями. Мимо промчался Руджеро, загоняющий добычу. Возле дома три существа, в облике которых с трудом угадывались черты почтенных купцов, упоенно терзали тело девушки.

Девочка с ребенком на руках металась от дома к дому в поисках спасения. Стриксы, звериным чутьем ощущая добычу вожака, не трогали ее. Паоло не спеша двинулся к детям, но тут из-за дальней хижины выскочил опьяненный азартом охоты стрикс из новообращенных и бросился наперерез девочке.

Граф длинным скачком преодолел оставшееся расстояние, встал над замершей дичью и грозно зарычал. В ответ раздался утробный вой: зарвавшийся наглец не желал уступать. Над селением повисла тишина, нарушаемая лишь стонами умирающих. Дети ночи, страшась гнева господина, замерли, позабыв даже о своих жертвах.

Паоло снова взревел. Мятежный стрикс оскалился и рванулся вперед, намереваясь вцепиться в горло вожака. Граф даже не попытался ни отстраниться, ни атаковать в ответ. Когтистые лапы царапнули воздух, наткнувшись на невидимую преграду, бунтарь рухнул, будто кто-то сбил его с ног, и покатился по земле, визжа от невыносимой боли.

Некоторое время Паоло наблюдал за мучениями подданного, потом подошел к нему, прорычал:

– Встань!

С трудом, превозмогая боль, стрикс поднялся на ноги. Один удар – и голова мятежника покатилась по земле. Граф обвел испытующим взглядом съежившихся, припавших на лапы чудовищ. Опуская головы, боясь взглянуть в глаза вожака, те ответили тихим смиренным повизгиванием и скулежем.

«Это станет уроком для всех», – думал Паоло, возвращаясь с охоты. Шестой закон детей ночи: тварь бессильна против своего творца.

Довольные и сытые, стриксы не торопились в Милан, не гнали лошадей. Остановились по пути возле маленького озерца, выкупались, чтобы смыть кровь с лиц и одежды. Дорога домой заняла двое суток.

В городе пахло дымом, откуда-то несся раздраженный гул толпы. Пришпорив коня, Паоло поскакал к своему дому.

Замок, окруженный людьми, подвергался настоящему штурму. К стенам были прислонены лестницы, под которыми переминалась вооруженная факелами чернь. Верные рыцари делла Торре, которых Паоло оставил охранять дом, замерли между зубцами, готовясь оборонять стены. Городские стражники, вооружившись тараном, мерно ударяли в ворота. Чуть поодаль, на пригорке, стояли священники во главе с самим Чезаре Афольетти, епископом Милана. Вокруг них крутился тощий клирик из церкви Сан-Алферио. Завидев подъезжающего графа, он завопил:

– Вот, вот нечестивец, колдун, заманивший в плен фра Этторе, этого святого человека!

Толпа загомонила, качнулась в сторону кавалькады, но отшатнулась, когда мрачные рыцари обнажили мечи.

– Плохо дело, мой господин, – тихо проговорил Руджеро. – Видно, жирный святоша заподозрил неладное и перед уходом предупредил клирика, чтобы поднимал шум, если он не вернется вовремя.

– Попробуем договориться, – ответил Паоло, все еще надеясь уладить дело миром.

Он пробился через толпу, подъехал к священникам, которые вели себя сдержанно: не призывая народ к штурму, но и не пытаясь его остановить, отстраненно наблюдали за происходящим. Обвинение в колдовстве одного из самых богатых и знатных горожан было делом серьезным, и церковники не торопились с выводами.

– Приветствую вас, святые отцы. – Паоло склонил голову. – Чем обязан чести видеть вас возле своего дома?

Внутренне холодея, он надеялся лишь на то, что никому из священников не вздумается помолиться. Поэтому граф держался сдержанно, не попросил благословения, предпочитая нарушить традиции, чем выдать свою сущность.

Епископ Афольетти взглянул на Паоло. Его маленькие выцветшие глазки, окруженные паутиной морщин, смотрели цепко и проницательно, старческое лицо было спокойно и невозмутимо.

– Этот достойный человек, – епископ кивнул на клирика, – обвиняет вас в колдовстве и чернокнижии. Он утверждает, что вы насильно удерживаете в своем замке священника фра Этторе. Мы приехали сюда, чтобы осмотреть замок, но ваши вассалы заперли ворота и никого не пускают.

– Они всего лишь честно выполняют свой долг, – кивнул Паоло, – ибо присягали мне в верности. В отсутствие хозяина никто не должен входить в дом. Но теперь я здесь и приглашаю вас, святые отцы, осмотреть замок, дабы удостовериться в отсутствии злонамеренности. Я не сделал фра Этторе ничего дурного. – Осенив себя крестным знамением, он продолжил: – В чем клянусь перед Господом.