– Ах, да, я приехала на поезде, сэр, – наивно признаюсь я, как будто меня это тут же оправдает. Как же я не права.

Судьи-женщины, сидящие по бокам от председателя, слегка покачиваются на своих вращающихся стульях и бросают на меня неодобрительные взгляды.

– Когда вы в следующий раз отправитесь в этот или любой другой суд вдалеке от Ньюкасла, советую выезжать пораньше. Опаздывая, вы проявляете неуважение к судьям и всем, кто вас ждет.

Знаете, я не настроена слушать обвинения.

– Сэр, я выехала без пятнадцати семь, – довольно резко оправдываюсь я, – и все равно, по независящим от меня причинам, не сумела добраться сюда к десяти часам.

– Тогда стоит получше продумать маршрут, мисс Бентли.

Вот бы рассказать ему, как целых три мили я топала на каблуках после поездки в раскаленном вагоне. Как бежала последние пятнадцать минут, боясь, что на меня наорут за опоздание. Как плакала, пожертвовав профессиональной честью ради того, чтобы насолить Марти. В довершение ко всему я наткнулась на Грегга перед зданием суда, и он высокомерно крикнул вслед: «Хорошо прошлась, Мэнди?»

Но я молчу. Закипаю от злости и приступаю к работе, как настоящий специалист.

На слушание ушло всего двадцать минут, и я сумела добиться хорошего исхода для клиента. Проверила расписание обратных поездов – следующий будет только в 13.32. Хм-м, можно немного развлечься…

* * *

Я заглядываю в маленькое квадратное окошко в двери зала суда № 1: хрупкая старушка дает показания за свидетельской трибуной. Председатель мирового суда, крупный мужчина с красным лицом и зачесом на лысине, гневно смотрит на обвинителя. Марти я вижу со спины, он стоит и активно жестикулирует. Я открываю дверь – осторожно, чтобы не сбить с мысли пожилую даму, но так, чтобы Марти услышал легкий скрип… пусть этот засранец заметит, как я вхожу.

Киваю судьям (они меня узнают), и Грегг оборачивается. Наверное, думает, что это пристав. С изумлением глядит на меня, а я улыбаюсь и сажусь на последний ряд.

Марти начинает копаться в бумагах, все еще стоя, и в зале суда воцаряется продолжительная тишина.

Великолепно.

– Мистер Грегг, в чем дело? У вас еще есть вопросы к свидетелю?

– Э-э… нет, никаких вопросов. Минутку, сэр, у меня тут где-то был документ…

Ну конечно.

Председатель отпускает старушку с трибуны, после чего снова обращается к Марти:

– Заключительная речь обвинения, мистер Грегг, прошу вас.

Не садясь, Марти готовится произнести речь. Очень интересно.

– Сэр, над Королевским судом Лондона стоит могущественная женщина с Весами правосудия… – начинает он, и я медленно осознаю, что происходит.

Он что, собирается использовать прием Скайлара?

Ричард предупреждал, что эта речь применяется в крайнем случае и лишь перед судом присяжных. И только при выступлении в качестве защитника. Такой речи место в Суде короны, а не в мировом суде Клейхейвена, когда за окном жаркое утро среды, и трое магистратов спешат устроиться на своих задних двориках с освежающим коктейлем в руке. В конце концов, мировыми судьями они выступают бесплатно.

Марти произносит речь, хаотично размахивая руками. Ему явно недостает точности и изящества Скайлара. Он с напыщенным видом опускает руку, и его «весы» смахивают на качели, где с одной стороны сидит малыш лет двух, а на другую забирается увесистый мальчишка.

Я не знаю, смеяться мне или плакать, и с трудом сдерживаю эмоции. Сижу, раскрыв рот, потому что не могу поверить в происходящее. Видимо, Грегг делал заметки в тот раз, когда Скайлар выступал с речью – произносит он ее почти слово в слово, только получается намного хуже. Марти не хватает таланта, а потому речь в его исполнении звучит ужасно, и мне так за него стыдно, что я вжимаюсь в сиденье. Я практически ему сочувствую, вот насколько все плохо.

Одного взгляда на председателя суда хватает, чтобы понять – он думает то же самое. Спектакль его жутко злит, и лицо судьи с каждой секундой багровеет все больше.

– Сэр, даже если вы лишь предполагаете, что ответчик совершил это, вы должны признать его виновным…

– Нет, не должен, мистер Грегг, – спокойным, но суровым тоном перебивает председатель, качая головой.

– Таков ведь критерий доказанности, – самоуверенно заявляет Марти.

Ничего подобного. Как можно ошибиться в речи? Пожалуйста, кто-нибудь… остановите его.

– Мистер Грегг, я выступаю председателем в этом мировом суде уже шестнадцать лет. Если со вчерашнего вечера парламент не успел выпустить указ, меняющий критерий доказанности в уголовном деле, то он основывается на отсутствии разумного сомнения, а НЕ на балансе вероятностей.

В зале повисает молчание. Меня разрывают противоречивые чувства: я радуюсь тому, как сильно облажался Марти, и вместе с тем от неловкости хочется провалиться сквозь землю.

– Да… сэр… конечно. Если вы считаете, что ответчик совершил данное преступление, вы должны оправдать его… То есть, НЕТ, простите, я имею в виду… если вы полагаете, что он, возможно, совершил преступление, тогда вы должны оправдать его и признать невиновным. Виновным нужно счесть, только если вы уверены, что… ну… он действительно, э-э, сделал это.

Все в зале только и мечтают, чтобы Марти заткнулся.

– Спасибо, что прояснили, мистер Грегг. Это все?

– Да, сэр.

– Прошу, садитесь. СЕЙЧАС же, – приказывает председатель, и Марти послушно опускается на сиденье.

Пошептавшись с магистратами секунд десять, председатель сразу переходит к вердикту:

– Мистер Уотсон, вам было предъявлено обвинение в нападении без отягчающих обстоятельств. Мы рассмотрели улики по вашему делу и пришли к выводу, что вы невиновны. Сторона Короны не сумела доказать вину ПРИ ОТСУТСТВИИ РАЗУМНОГО СОМНЕНИЯ, – выделяет он голосом, обращаясь прямо к Марти.

Я жду, пока стороны разойдутся. Так приятно, что хочется побыть здесь дольше.

– Молодец, Марти. Кто бы мог представить, что на утреннем слушании в Клейхевене будут блистать с такой речью? – говорю я с широкой улыбкой.

Грегг в бешенстве – я задела его за живое, возвращаться в контору ему страшно.

– Подумаешь, застала меня в неудачный день… Ничего страшного, – с жалким видом отмахивается он.

– Неудачный день? Незнание критерия доказанности в уголовном деле – не просто неудачный день, Марти. Как ты вообще окончил юридическую школу и попал в «Афину»? Как можно было украсть речь Скайлара и превратить ее в катастрофу? Да, не лучший выдался денек. И я рада, что стала тому свидетелем.

– Думаешь, если доложить о моем провале в конторе, к тебе станут лучше относиться? Они меня любят, я один из них. А о твоем существовании народ даже не подозревает. Хотя, погоди, ребята в курсе… ты же прославилась как шлюшка. Ходишь в обтягивающих рубашках, трахаешься с несвободными мужчинами. Да, и кого же выберут для постоянной должности, прямо не знаю…