Услышав неразборчивое мычание, Лера повернулась в другуюсторону. Мосол приближался к машине, помогая идти Николаю. Тот с трудомпереставлял ноги, прижимая левую руку к животу. Между пальцами этой рукипроступала кровь. Немой подвел Николая к открытой дверце, бережно усадил его назаднее сиденье.

— Садись за руль, — с трудом проговорил Николайсквозь сжатые зубы, — нужно отсюда быстро смываться… в нашем распоряжениине больше нескольких минут…

— Ты продержишься? — Лера вопросительно посмотрелана своего спутника.

Он утвердительно опустил веки.

Времени на раздумья не было. Лера выскочила из машины,открыла переднюю дверцу, вытащила мертвого Толика на дорогу и села на егоместо. Немой устроился рядом с ней. Выжав сцепление, Лера рванула с места.

— Нам в таком виде… дальше ехать нельзя.. — едваслышно выговорил Николай. — Скоро пост… сейчас… будет… поворот направо…Свернешь, там через шесть километров — грунтовка… по ней… доедешь до дома… тамможно будет отсидеться…

Лера молча кивнула. Вскоре действительно показаласьотходившая вправо от шоссе дорога. Она свернула на нее, покосилась на Николая:

— Эта?

Но он ничего ей не ответил. Лицо мужчины быломертвенно-бледным, глаза закрыты. Николай потерял сознание.

Лера прибавила скорость. Она опять от кого-то убегает,уходит от погони, это уже стало нормой. Каждый нерв напряжен, воля собрана вкулак, и она продолжает бороться. Вскоре от главной дороги ответвиласьобещанная грунтовка, обсаженная густыми кустами шелковицы. Лера свернула нанее, и через несколько минут впереди показался высокий глухой забор, надкоторым возвышалась красная двускатная крыша двухэтажного дома.

Резко затормозив перед воротами, Лера вышла из машины инажала установленную на калитке кнопку. Тут же за забором поднялся бешеный лай,как будто кнопка вместо звонка включила собак.

Лера беспокойно покосилась на машину: Николай был оченьплох, и каждая лишняя секунда могла стоить ему жизни. Она еще раз нажала накнопку.

— Ну кто там трезвонит? — раздался за воротамигрубый, хриплый голос.

Калитка распахнулась, за ней стоял крупный, пузатый мужчинас зажатой в зубах трубкой, в резиновых сапогах и длинной кофте домашней вязки.Под мышкой у него было зажато ружье, а в руке он держал поводок, на котором яриласьогромная кавказская овчарка.

— Кого там черт принес? — проревел мужчина, окинувЛеру неприязненным взглядом. — А ну, проваливай! Мы нищим не подаем ипрохожих в дом не пускаем!

— У него кровотечение сильное! — выкрикнула Лера,чтобы перекрыть лай овчарки. — Он умирает!

— Одним подонком меньше будет, — равнодушноотозвался хозяин. — Я сказал — проваливай, или Акбара спущу!

Лера отступила на несколько шагов, оглянулась на машину,словно ища поддержки. И неожиданно поддержка пришла. Из машины выбрался немой изабормотал, размахивая длинными руками, как мельничными крыльями.

— Мосол? — удивленно проговорил хозяин дома иприкрикнул на собаку:

— Акбар, тихо! К ноге!

Собака по-прежнему клокотала от ярости, но прекратила лаятьи прижалась к ноге хозяина. Немой ткнул рукой в сторону машины и громко,горестно замычал.

Человек с собакой подошел к машине, заглянул в нее и хлопнулсебя по ляжкам:

— Черт, он же совсем плох! Что ты мне сразу не сказала?

— А вы меня слушали? — огрызнулась Лера.

— Некогда препираться, — отмахнулся мужчина ибросился открывать ворота, — подъезжай к крыльцу, скорее!

Лера подвела машину к самому дому и заглушила мотор. Хозяинлегко, как ребенка, вытащил Николая из салона и понес его в дом. Собака бежаларядом, все еще рыча и взлаивая от возбуждения.

— Акбар, место! — прикрикнул хозяин, укладываяНиколая на обеденный стол, со звоном полетела и шлепнулась на пол какая-топосуда, и повернулся к гостям:

— Мосол, вон чайник, вскипяти воды! А ты будешь мнепомогать! Руки помой!

— Вы врач? — мимоходом спросила Лера, намыливаяруки и судорожно тыркаясь в прыгающий носик рукомойника.

— Нет, — огрызнулся хозяин, выколачиваятрубку, — но никого лучше поблизости все равно нет. И ни один настоящийврач его в таком виде не примет. Увидит свежий огнестрел и сейчас же побежит вмилицию. Тем более кличка у меня подходящая — Хирург. Так что выбирать неприходится.

Он достал из шкафа острый, как бритва, складной нож,тщательно вымыл его, протер водкой. Другим ножом разрезал одежду Николая. Лерасмоченным в водке бинтом протерла края раны, закусив губу, чтобы справиться сподступающей дурнотой.

Внезапно Николай открыл глаза и уставился на нее, не мигая.Зрачки его были удивительно расширены, и от этого глаза казались гораздотемнее, чем обычно. Губы его шевельнулись, словно он что-то хотел сказать, ноне раздалось ни звука.

— Он… он смотрит, — прошептала Лера, покосившисьна Хирурга.

— Ну смотрит, — отмахнулся тот, поднимаянож, — очень хорошо. Значит, живой еще!

— Вы так и будете резать — по живому?

— Мне еще с тобой возиться? Ладно, влей ему водки,легче будет! И сама выпей, если хочешь, а то еще в обморок грохнешься!

— Не грохнусь, — ответила Лера, крепче сжав зубы.

Он еще ее не знает! Она поднесла к бескровным губам Николаяналитый почти до краев стакан, начала осторожно вливать водку. Раненый пилжадно, как воду. Часть водки пролилась мимо, потекла по подбородку. Лицо егонемного порозовело, глаза посветлели.

— Хорош, — проговорил Хирург, — большенельзя. Приступаем!

Он развел края раны обычным пинцетом. Лера старалась неотводить взгляда, чтобы быть полезной.

— Промокни рану тампоном, — скомандовалХирург. — Мне ничего не видно!

Лера промокнула кровь сложенным в несколько раз бинтом,подала Хирургу продезинфицированный нож. Он осторожно погрузил лезвие вкровоточащую рану, повозился в глубине, перехватил пинцет и сильно дернул. ЛицоНиколая резко побледнело, глаза закатились, но он не издал ни звука.

— Вот она, — Хирург бросил на стол сплющенныйкусочек свинца. — Ну вот, главное позади.

Важные органы, кажется, не задеты. Только крови многопотерял.

Он посыпал рану белым порошком из стеклянного флакона иповернулся к своей ассистентке:

— Давай иголку, будем зашивать!

«Я выдержу, — беззвучно шептала Лера. — Я непокажу им свою слабость! Я докажу…»

Она, собственно, и сама не знала, что хочет доказать и,главное — кому. Этому крупному пузатому человеку с сильными крестьянскимируками и замашками мясника? Или бесчувственному, с закатившимися глазамиНиколаю? Или немому, застывшему у притолоки и внимательно наблюдающему заоперацией? Или Акбару, забившемуся под стол и едва слышно поскуливающему?Скорее всего, себе. Именно себе она хотела доказать, что может переноситьзрелище чужих страданий и крови. Пока что ей это удавалось. Пока все в норме.Если конечно не думать, что было бы, если бы на месте Николая оказалась онасама.