Лере не хотелось смотреть в ту сторону, но она не удержаласьи бросила взгляд на разоренное селенье.

В сгущающихся сумерках над развалинами поднимались последниередкие столбы дыма.

Теперь, на этом последнем участке пути, весь груз пришлосьтащить на себе, поэтому, когда они наконец добрались до тайной хижины на другойстороне горы, все устали до изнеможения.

Тем не менее Калмык нашел в себе силы растопить очаг и дажевскипятил чайник.

После всего увиденного кусок не лез в горло, и Лера тольковыпила кружку горячего сладкого чая. Но, несмотря на усталость, сон не шел кней. Перед глазами стояли дымящиеся развалины, безжизненные, бесформенные телаи лошадка, деревянная лошадка с кое-как намеченной ножом густой гривой…

Всего этого было слишком много для одной женщины. На неенакатил ужас перед тем миром, в котором она жила, ужас и одиночество. Онамногое может выдержать, но она сделана не из железа! Она выбралась из спальногомешка, вышла из хижины, села на землю, уставившись на бескрайнее звездное небо.Молчаливые звезды равнодушно смотрели на нее сверху. Свет их был ярким инеживым. Их не касалась вся эта суета, происходящая на земле.

Сзади послышались шаги.

Это был Николай.

— Ты-то что не спишь? — устало спросила она.

Не ответив, он обнял ее сзади за плечи и крепко сжал.

Внезапно одиночество стало настолько непереносимым, что онаприжалась к этому почти незнакомому человеку, повернулась, нашла губами егорот… на какое-то время ей показалось, что рядом с ней Олег, тот мужчина,который сумел проломить ее броню, растопить ее ледяное сердце… только для того,чтобы потом разбить его. Но это — потом…

Она целовала жесткий рот, гладило тело, пахнущее кровью идымом, опасностью и смертью, гладила осторожно, чтобы не задеть плохо зажившуюрану. Она спасалась от одиночества в объятиях этого чужого мужчины, о которомзнала только то, что он убивал и будет убивать впредь, потому что это — егоработа. Но сейчас ей было на это наплевать, она обнимала его под яркими горнымизвездами, и ей хотелось, чтобы это объятие длилось вечно, потому что только такона могла заслониться от ужаса и грязи окружающего мира.

Раскачивался живой маятник, и стон нарастал в ее груди. Онабольше не жалела израненное мужское тело, впиваясь в него ногтями, жадноскользя по нему пересохшим от жажды ртом. И наконец мир взорвался, разлетевшисьна тысячу золотых осколков, и ее крик слился с криком мужчины, в котором былобольше боли, чем радости.

И тогда снова наступило одиночество.

Она лежала на спине, глядя в бездонное ночное небо, ичувствовала, что она — наедине с огромным черным пространством, наедине сбесконечностью. И случайная встреча с таким же одиноким мужчиной ничего неизменила в этом раскладе.

— Тебе нужно уехать, — проговорил вдруг Николай.

Она удивленно повернулась к нему. Она успела забыть, что онлежит рядом с ней под этим бесконечным черным пологом.

Николай лежал на боку, подперев щеку кулаком, и смотрел нанее странным изучающим взглядом.

— Тебе нужно уехать, — повторил он.

— Завтра утром мы все улетим отсюда.

— Я имею в виду совершенно другое, и ты меня прекраснопонимаешь. Тебе нужно уехать отсюда, здесь не место женщине, даже такойсильной, как ты. Это мужской мир, страшный и кровавый. Ты не должна оставатьсяс этой цыганской бандой! Неужели ты этого не понимаешь? Тебе до сих порудивительно везло, но так не может продолжаться вечно. Тебе нужно поселиться вкрасивом, безопасном месте, около теплого моря. У меня есть деньги. Я будунавещать тебя…

Теплое южное море…

Она вспомнила лунные ночи на Канарах, набегающие на пляжмедлительные ласковые волны, серебряную лунную дорожку, запах соли и свежестина коже Олега.

Это было страшно давно, совсем в другой жизни. И она тогдабыла совершенно другим человеком. Теперь такая жизнь не для нее.

Она вспомнила тайник на линии Маннергейма, вспомниластрашную Митькину смерть… если она сбежит, значит, Митька погиб зря?

— А тот груз, те тюки с белым порошком, которые они сМитькой и Василием Шлыковым нашли в далеком северном лесу, — наверняка егонасколько времени нужно, чтобы переработать весь этот груз?

— Четыре дня.

— Значит, через четыре дня мы встретимся. Тогда изакончим этот разговор.

Небо на востоке начало медленно светлеть. Николайотстранился от нее, глядя на восход. Она знала, что он понял ее словаправильно.

Слишком много смертей остались неотомщенными. Перед нейлежит свой собственный трудный путь, и пройти по нему она должна в одиночестве.

Вдруг к ее лицу прикоснулось что-то холодное и невыносимонежное — словно влажный прощальный поцелуй человека, с которым расстаешьсянадолго, а может быть, навсегда. Она удивленно запрокинула голову и увидела,что с неба, медленно кружась, падают снежинки. Они падали на ее лицо,нереальные, неправдоподобные, как в театре. Казалось, светлеющее небо целует еев глаза, в щеки, в лоб. Снежинки падали на ее лицо и не таяли.