— Мне очень жаль. Простите.

Лицо Ани стало задумчивым.

— В тот день, когда мы познакомились, вы сказали, что порезали руку о разбитый бокал. Это правда?

— Да. А почему вы спрашиваете? Думаете, я пыталась себя убить?

— Нет, конечно нет. Вы же ладонь порезали, а не на запястье. Я подумала, вдруг это следы самозащиты. Вдруг вы прикрывались от ножа или той самой разбитой бутылки. Скажите мне честно, Соколов напал на вас в ту ночь? Может — простите, но я должна спросить — какие-то извращенные сексуальные игры вышли из-под контроля?

— Он не нападал на меня, по крайней мере как мне помнится. И это на него не похоже. Он был…

— Продолжайте.

— Он был очень хорошим любовником. Мы только-только познакомились, а он обращался со мной довольно нежно. Знаете, откуда взялись порезы? Я увидела в новостях из Дубая две свои фотографии и уронила бокал, который держала в руке. Это произошло в ванной вечером, а на следующий день мы с вами встретились.

— Вы пьете даже в ванной?

— Просто залегла в ванну и взяла с собой бокал вина. Не худший из моих поступков, — ответила Кэсси.

— Так, порезы не имеют отношения к нападению, — подытожила Ани. — Я поняла. Вы говорили про шею Соколова. Вы не заметили никаких ран на его ладонях и предплечьях? Как если бы он прикрывался от разбитой бутылки?

— Вы хотите сказать, как если бы я на него напала?

— Или кто-то еще.

— Там повсюду была кровь. Но нет, не думаю.

— Вы не заметили абсолютно никаких следов борьбы?

— Если бы мы подрались, думаете, я бы не запомнила?

В ответ адвокат лишь приподняла бровь.

— Да, — сдалась Кэсси. — Вы правы. Я бы не запомнила. Но я не думаю, что мы подрались. И я не припоминаю ран на его ладонях и предплечьях. Это хорошо или плохо?

— Я бы не сказала, что это хорошо. Вот только жаль, что я не сфотографировала ваши порезы тогда, в понедельник утром. Это моя ошибка. Если они решат обвинить вас в убийстве, было бы неплохо заявить, что вы с ним поссорились и вам пришлось отчаянно защищаться.

Кэсси взглянула на свою руку. Сегодня даже пластырь не понадобился. Царапины почти исчезли.

— Кажется, уже слишком поздно.

Тем не менее Ани достала телефон и сделала несколько снимков, расположив ладони Кэсси поверх белой салфетки на барной стойке.

— Возможно, они бесполезны, поскольку вы поранились пять дней назад, а я снимаю на телефон, ну да черт с ним, — прокомментировала адвокат. — Где я найду фотографа во второй половине дня в августовскую пятницу? Пока буду искать, порезы окончательно заживут.

— В том, что на руках Алекса не было ран, как если бы он защищался, есть хорошее, — заметила Кэсси.

— И что же?

— Может, это означает, что он не почувствовал боли. Я все время надеюсь, что он так и не проснулся.

— Мило с вашей стороны. Но нам от этого никакой пользы.

— Знаю.

— Напомните, — сказала Ани, — в какое время вы отключились?

— Скорее, я потеряла память. Такое ощущение, что я все равно оставалась на ногах. В активном состоянии, скажем так. Лучше бы я просто отключилась.

— Ладно. Что последнее вы помните?

Кэсси прикрыла лицо ладонями и задумалась. Пальцы, только что державшие запотевший стакан, были влажными. Потом она посмотрела на собеседницу и заговорила:

— Хронология такая. Я одета, там Миранда, мы пьем. Мы сидим в гостиной. Она говорит, что уходит, и я собираюсь уйти вместе с ней.

— Но вы не ушли? — перебила ее Ани. — Вы были там, когда Алекс разбил бутылку из-под водки.

— Правильно. Он убедил меня остаться, что было не так уж сложно. Мы еще выпили и опять занялись сексом, на этот раз в спальне. Но потом я оделась.

— Вы уверены?

— Нет. Но почти уверена. Практически убеждена. Я на самом деле планировала вернуться в гостиницу авиакомпании. Во всяком случае, намеревалась. Миранда ушла, и я тоже собиралась уходить.

— Вы помните, в какое время Миранда с вами попрощалась? Возможно, ее найдут на записях с камер наблюдения.

— В одиннадцать? Полдвенадцатого? Полночь?

— Полезная информация. Значит, в какое время ушли вы?

Кэсси пожала плечами:

— В полпервого? В час? Думаю, через час после нее.

— Хорошо.

— Но никто меня в это время не видел. По крайней мере, никто не опубликовал снимки с камер слежения в лобби, как я выхожу из отеля посреди ночи. А из этого можно предположить, что я оставалась в гостинице до утра.

— Или вы как минимум не дошли до лобби.

— Да, — согласилась Кэсси.

В голове начал зарождаться расплывчатый пока образ. Она попыталась оформить его, собрать воедино, представить, куда еще могла пойти. Сосредоточилась мыслями на коридоре. Она видела много гостиничных коридоров, но далеко не все были так элегантны, как в «Роял финишиан». Длинные, бесконечные проходы, что как раз типично, но полы устланы красивыми восточными коврами, а створки лифтов — если до них добраться — окрашены в черный и золотой; на стенах висят бра — одновременно и футуристичные, и словно вышедшие из сказки про Аладдина, как если бы джинн был марсианином; а двери в номера отделаны по краям штриховкой в мавританском стиле. У лифтов, под окнами и в уютных уголках расположены диваны с изысканной сине-золотой обивкой. Она постояла около такого дивана, когда в первый раз вышла на этаже Алекса, держа в руке ключ, который он дал ей за ужином, и по дороге к его номеру полюбовалась видом из окна. Нет, это было за его номером. Она прошла в конец коридора, чтобы посмотреть на город оттуда.

— Иногда, выйдя из номера, я поворачиваю не туда, даже если трезвая, — сказала Кэсси. — Просто я перевидала так много отелей. Мы все совершаем эту ошибку. Пилоты, бортпроводники. Например, в Берлине, чтобы добраться до лифта, нужно пойти налево и повернуть за угол, а в Стамбуле — направо и прямо. Такое случается постоянно.

— И?..

— Не знаю. Может, это прозвучит жалко, но у меня возникло смутное воспоминание, как в коридоре меня накрыла паника.

— Потому что кто-то вас преследовал? — ошеломленно спросила Ани.

— Нет. Потому что я заблудилась. Я застряла в коридоре посреди ночи и не могла найти ни лифты, ни номер Алекса. Я даже не помнила номер комнаты. В смысле, теперь-то число пятьсот одиннадцать впечаталось в память. Но не тогда. Только представьте, сколько гостиниц я видела каждый месяц за всю свою жизнь. В общем, я не знала, что делать. Кажется…

— Что кажется?

— Кажется, я упала на диван в одном из углов холла. По-моему, около окна, смотревшего на город.