Столь же бесспорен тот факт, что Советский Союз после Победы испытывал огромные внутренние проблемы. Значительная часть территории европейской части страны лежала в руинах после немецкой оккупации. Людские потери составляли более 20 миллионов человек, львиную долю которых составляли мужчины в расцвете сил. Было разрушено 1710 городов, 70 тысяч сел и деревень, 33 тысячи промышленных предприятий и шахт, 65 тысяч километров железнодорожных путей, 37 млн гектаров посевных площадей. Было уничтожено в общей сложности 30 % национального богатства. Промышленность в 1945 году давала 92 % от довоенного уровня производства, но практически полностью работала на фронт.

Миллионы людей голодали, жили в землянках, в нечеловеческих условиях. Не хватало всего. Неурожай 1946 года вызвал в некоторых регионах страны настоящий голод, от которого, по некоторым данным, погибло до 2 миллионов человек… Неудивительно, что многие западные аналитики весьма скептически относились к перспективе восстановления Советского Союза в обозримом будущем.

Понятно, что армия и народ сражались в Великой Отечественной войне не ради каких-то выгод или приобретений, не ради статуса сверхдержавы. Как писал Твардовский, «бой идет не ради славы – ради жизни на Земле». Советский Союз сражался за свою свободу и свободу других европейских народов. И все же будет правомочно задать вопрос – действительно ли война не принесла стране ничего, кроме смерти и разрушений? Действительно ли советским гражданам пришлось довольствоваться «жизнью на Земле», в то время как западные союзники снимали сливки с последствий крушения держав Оси?

Чтобы ответить на этот вопрос, придется вернуться к уже затронутой в одной из глав проблеме – взаимоотношениям между союзниками по антигитлеровской коалиции в годы войны. Потому что именно тогда закладывался фундамент послевоенного мира.

Вопрос о том, как обустроить планету после победы над Гитлером, начал обсуждаться еще в 1941 году. В августе Черчилль и Рузвельт, встретившись на корабле у берегов Ньюфаундленда, выработали так называемую «Атлантическую хартию». Читатель может усмехнуться, представив себе эту картину – США еще не вступили в войну, в Лондоне все еще опасаются германского вторжения и соблюдают режим затемнения на случай немецких бомбежек, вермахт успешно продвигается на восток – а два лидера западных стран в комфортной дружественной обстановке делят шкуру неубитого медведя! На самом деле и Черчилль, и Рузвельт были опытными политиками и хорошо знали историю. А история свидетельствовала: если союзники не договорились друг с другом во время войны – после победы сделать это будет во много раз сложнее. Потому что главный фактор, стимулирующий сотрудничество, – общий враг – исчезнет.

Но между Черчиллем и Рузвельтом было не так много разногласий. Ситуация изменилась, когда вопрос послевоенного устройства Европы стал обсуждаться на переговорах с Советским Союзом. Здесь между свежеиспеченными союзниками сразу же выявились расхождения по ряду принципиальных вопросов. Вернувшись из поездки в Москву в декабре 1941 года, Иден писал в своем отчете:

«Во время моей первой беседы со Сталиным и Молотовым, состоявшейся 16 декабря, Сталин довольно подробно изложил свои взгляды на то, какими должны быть послевоенные территориальные границы в Европе, и в особенности свою точку зрения относительно обращения с Германией. Он предложил восстановление Австрии в качестве самостоятельного государства, отделение Рейнской области от Пруссии в качестве самостоятельного государства или протектората и, возможно, создание самостоятельного баварского государства. Он также предложил, чтобы Восточная Пруссия отошла к Польше, а Судетская область была возвращена Чехословакии. Он указал, что Югославию следует восстановить как самостоятельное государство и даже передать ей некоторые дополнительные территории за счет Италии; что Албания должна быть восстановлена в качестве независимого государства и что Турция должна получить Додеканезы с возможным пересмотром в пользу Греции вопроса о судьбе островов в Эгейском море, имеющих важное значение для Греции. Турция могла бы также получить некоторые районы в Болгарии, а возможно, и в Северной Сирии.

Вообще говоря, оккупированные страны, включая Чехословакию и Грецию, должны быть восстановлены в своих довоенных границах. Сталин выразил готовность поддержать любые специальные соглашения об обеспечении баз и т. д. для Соединенного Королевства в западноевропейских странах, а именно: во Франции, в Бельгии, Нидерландах, Норвегии и Дании. Что касается особых интересов Советского Союза, то Сталин желает, чтобы было восстановлено положение, существовавшее в 1941 году, до нападения Германии, в отношении Прибалтийских государств, Финляндии и Бессарабии. Линия Керзона должна быть положена в основу будущей советско-польской границы, а Румыния должна предоставить Советскому Союзу необходимые условия для создания там баз и т. п., взамен чего она получит компенсацию за счет территории, оккупированной в настоящее время Венгрией.

В ходе этой первой беседы Сталин в общем согласился с тем принципом, что Германия должна будет возместить ущерб, причиненный ею оккупированным странам, товарами, в частности станками и т. п., и исключил репарации в денежной форме как нежелательные. Он проявил интерес к созданию военного союза между «демократическими странами» после окончания войны и заявил, что Советский Союз не возражает против того, чтобы некоторые страны Европы объединились в федерации, если они этого пожелают.

Во время второй беседы, состоявшейся 17 декабря, Сталин настаивал на том, чтобы правительство его величества немедленно признало будущие границы СССР и, в частности, включение в состав СССР Прибалтийских государств и восстановление финляндско-советской границы 1941 года. Он заявил, что ставит заключение какого бы то ни было англо-советского соглашения в зависимость от достижения соглашения по этому вопросу. Я, со своей стороны, пояснил Сталину, что ввиду принятых нами ранее обязательств по отношению к правительству Соединенных Штатов правительство его величества не может в настоящее время как-либо связывать себя в вопросе о послевоенных границах в Европе. Однако я обещал по возвращении проконсультироваться по этому вопросу с правительством его величества в Соединенном Королевстве, с правительством Соединенных Штатов и с правительствами его величества в доминионах. Этот вопрос, которому Сталин придавал основное значение, обсуждался также во время нашей третьей встречи, 18 декабря».

Причина разногласий была очевидна. Сталин стремился в первую очередь обеспечить безопасность Советского Союза и сохранить за собой все приобретения периода 1939–1940 годов. Поэтому вопрос о границе 1941 года был для него наиболее актуальным. О сфере влияния в Европе вопрос пока не ставился, хотя заявка на базы в Румынии уже говорила о многом.

Западные политики, в свою очередь, не спешили идти навстречу Москве. Советский Союз находился в достаточно невыгодном положении. Вермахт, хотя и отброшенный от советской столицы, все еще далеко не был разгромлен. Исход германской Восточной кампании многим был неясен. Западные лидеры могли вести переговоры с позиции силы. Им совершенно не нужно было усиление СССР, который на протяжении двух десятилетий являлся их идеологическим противником.