Долго не раздумывала. Взяла академку, одолжила денег, купила билет на самолет и в день своего двадцатипятилетия улетела в Магадан, повергнув в шок всех, кто меня окружал, особенно маму. Что движило мною? Всего понемногу. Конечно, в первую очередь эмоциональный порыв – спасти, увезти… Не без этого. Я наивно полагала, что во мне нуждаются, и очертя голову рванула на Колыму. Как прекрасно сказано в стихотворении Федора Тютчева: «Нам не дано предугадать…» Мои фонтазии и действительность совпали не во всем… Я отнюдь не умаляю романтическую составляющую магаданского марш-броска, но доля обоюдного прагматизма в тех наших приключениях присутствовала. Я решала свои задачи, Динка свои. Сделав шаг навстречу неизвестности, я сама себе бросила вызов. Мне был необходим трамплин во взрослую жизнь. Хоть мне и стукнуло двадцать пять лет, я, пребывая под неусыпной опекой родителей, оставалась инфантильной. Рывок в Магадан стал первым шагом на пути к самостоятельности.

Динке всегда буду благодарна за то, что все случилось именно так, а не иначе: и то, что ждала она тогда не меня (как выяснилось много позже), мне сейчас уже абсолютно не важно. Она – молодец! Даже вида не подала и, глазом не моргнув, сумела случившуюся рокировку обратить на пользу всем участникам истории. В итоге, на тот момент мы обе оказались палочками-выручалочками друг для друга и сумели воспользоваться выпавшим шансом на все сто. Это, наверное, лучший сценарий, который только можно было придумать для меня, и, надеюсь, для Динки тоже. Все ходы были сделаны правильно. С уверенностью могу сказать, что если бы знала заранее, во что ввязываюсь, с удовольствием прошла бы этот путь снова! Никакого другого пути себе не представляю. Это – мое! Чем дольше живу, тем больше в этом убеждаюсь. Я счастливый человек и ни на секунду не пожалела ни о чем.

Динка очень приветливо меня встретила. Они вместе с Александром Васильевичем ждали меня в аэропорту на своей рыжей «Хонде». От Сокола до Магадана пятьдесят км пути. Никогда не забуду эту чудесную, фантастической красоты дорогу между сопками. Я впервые оказалась на Севере и сразу очаровалась его суровой, прекрасной природой. Это впечатление сохранилось во мне по сей день.

Меня приняли в семью, дружную и уютную. Ее глава, Александр Васильевич, которого Диана ласково, по-родному, называет тятей, врач скорой помощи, совершенно потрясающий, с тонким чувством юмора человек. Мама, Галина Анисимовна, журналист местной газеты «Территория». Брат Антон-первоклашка, собственно сама Динка и маленький песик Чапа – уже старенькая белая болонка. Динка, Антон и я мирно уживались в одной комнате. Была единственная проблема – вовремя уложить брата спать. Чтение сказок на ночь было не эффективным. Однажды Динка пошла на хитрость. Говорит Антону: «Закрой глазки, представь много слоников, стоящих в очереди у забора. И каждый из них должен этот забор перепрыгнуть. И считай – один перепрыгнул, второй перепрыгнут, третий… И о чудо – ребенок затих. Пять минут молчит, 10 минут. Мы облегченно переглянулись: «Уснул»… Прошло примерно полчаса, и вдруг раздается вопль на всю комнату: «Перепрыгнул!»

Один момент стоит у меня перед глазами, который я себе до сих пор не могу простить: как-то мы заигрались в вечернее время, устроив на полу «кашу-малу». Антошка расшалился, долго не мог успокоиться, а я, в попытке его урезонить, оттолкнула его от себя, не рассчитав свои силы, да так, что он отлетел в сторону, проскользив по полу, ударился об дверь и расплакался. Я едва не поседела, шутка ли – чуть ребенка не угробила! И сейчас испытываю чувство вины, хотя Антон уже давно взрослый мужчина и, вероятно, даже не помнит об этой истории.

Мой приезд, конечно, внес определенные коррективы в уклад семьи, но в целом поначалу мало что изменилось, никакой революции: родители работали, Антошка ходил в первый класс, Динка продолжала свое обучение в университете. Она была прилежная студентка. Несмотря на все наши похождения, тусовки, дружеские посиделки, всегда занималась, готовилась к лекциям. Я старалась подработать, чтобы не жить нахлебником в семье, тем более, что тогда в нашем свежеиспеченном демократическом государстве случился очередной экономический коллапс. Гиперинфляция разогнала долларовый курс, и его стоимость к концу 1993 года выросла в четыре раза. Цены моментально взлетели на все, включая авиаперевозки. Собственно, это стало основной причиной того, что я застряла в Магадане на полгода. Изначально задерживаться надолго в мои планы не входило. Подразумевалось, что я сподвигну Диану на переезд, и не позднее зимних каникул мы вместе вернемся в Питер. Но случилось так, как случилось: перелет на большую землю стал не по карману. А иного транспортного исхода с Колымы нет: железная дорога отсутствует, а теплоходы курсируют только в пределах Дальнего Востока и Крайнего Севера. Но это и к лучшему: у нас было целых шесть месяцев, чтобы пройти проверку на прочность! Получился дуэт северной закалки.

Галина Анисимовна устроила меня курьером в газету «Территория». Я курсировала между типографией и редакцией с распечатанными правками для наборщиков текста. Меня завораживала вся поднаготная создания газетного номера. В памяти ярким пятном остались свинцовые пальцы наборщиков. Вторым моим занятием, даже не знаю, как назвать эту должность, было обходить предприятия и выяснять, кто вакцинирован от туберкулеза, а кто нет, вести перепись и предоставлять данные в поликлинику. Мне приходилось ставить «пуговички» и потом измерять реакцию Манту. В страшном сне не приснится такое – бесконечные списки… походы туда-сюда в минус сорок пять… В питерской одежде мне светило воспаление легких. Чтобы я окончательно не превратилась в сосульку, Динька отдала мне свою черную шубку из искусственного меха и унты, но и это не спасало. Я постоянно мерзла. Это была ежедневная, невыносимая пытка холодом.

Какое счастье, что в декабре, ближе к Новому году, подвернулся «Империал». Выглядел он как «новорусский» кабак с шиком итальянского стиля – высокие стулья, крахмаленные скатерти, воздух звенит от чистоты… Почему это заведение пафосно именовалось казино – тайна, покрытая мраком. Не было ничего из привычных его атрибутов: ни крупье, ни рулетки, ни карточных столов, ни игровых автоматов. По крайней мере, мы ничего этого не видели. Сюда приходили толстые дядьки в дорогих костюмах, чтобы спустить за один вечер столько, сколько мы вдвоем не заработали бы за год. Они выпивали и закусывали, а мы, две «шпингалетки», громко с надрывом пели песни про «жизни и смерти крутой поединок». Как можно было такой репертуар слушать в казино – для меня до сих пор загадка! Вначале мы шли на разогреве у варьете-шоу. И, видимо, себя неплохо зарекомендовали, потому что наши выступления «от случая к случаю» плавно перетекли на регулярную основу – пятница, суббота, воскресенье. В общей сложности с 25 декабря по 1 мая мы дали там 50 концертов.

Вели исключительно ночной образ жизни. Когда все нормальные люди ложились спать, у нас начинался самый пик активности. Однажды поздним вечером, по пути на работу нас окликнули фразой, ставшей впоследствии легендарной. На часах около полуночи, мороз трескучий, темень, пурга. Мы с Динкой, закутанные по самые кончики носов, направляемся в «Империал». Переходим дорогу. У светофора одинокий автомобиль. Водитель приспускает окно, высовывает голову и шутливо кричит нам вслед: «Девчата, вы с охоты или на охоту?» Наверное, зачехленные инструменты напомнили ему винтовки, и в безлюдной ночи он принял нас за стрелков. Лихие девяностые… Как бы там ни было, именно этому безвестному автолюбителю, канувшему в магаданской метели, «Ночные снайперы» обязаны своим названием. Главное, вовремя и правильно интерпретировать!