От первого лица. Мой путь

У меня умирает близкий по духу, крови и по жизни человек. Если сказать что из-под моих ног выбита почва и рухнул весь мой мир, эти слова не передадут ощущения пустоты вокруг. Сорок дней. Сорок последних дней присутствия на Земле родной души. Мне хочется лечь на песок лицом вниз и чтобы сверху упал многотонный пресс. Понятно, что надо идти дальше. Хотя бы ради памяти. Но мне нужно откуда-то взять силы. Хорошо, что на Земле есть такие места, Места Силы, возможно, объективные, возможно, они у каждого свои.

Для меня одно из них в Латвии, нравится Рига, Лиепая и длинное юрмальское побережье. Я прошу у Светы разрешения поехать в Каугури. Хотя ей не очень удобна моя просьба – Света сама устроила себе краткий уединенный отпуск там же, мне она не отказывает.

Мы пересеклись на полтора дня. Вечером она встретила меня в аэропорту, и мы до позднего времени проговорили о детских сказках, забавных случаях, вспоминали и поминали дорогих каждому из нас, уже ушедших людей.

Мне еще хотелось успеть к морю перед сном. А наутро Света вышла к завтраку и принесла с собой гитару:

– Я написала песню!

И пропела мне припев и первый куплет песни «Мой путь».

– А второй куплет еще надо придумать…

Ее слова как нельзя лучше отражали состояние и настроение во мне – все мои причалы затоплены и следы на берегу смыты.

Днем мы встречаемся с общими друзьями, сувениры, гостинцы, и она уезжает в Питер на машине.

Шпигелау.

Прилетаю в Каугури. Света сообщает мне, что уже несколько дней собирает наклейки в супермаркете Рими, чтобы получить бонусные бокалы для вина марки Шпигелау. И сегодня последний день Акции. Все разумные и наразумные покупки для себя, гостей, друзей уже сделаны – буклет не полон.

Я, к своему стыду, о винном стекле Шпигелау даже не знаю. Хотя считаю себя продвинутым любителем вина и пью его из не менее заслуженных бокалов Ридель. А тут оказывается имеется конкурент. Да еще и сделанный из безсвинцового стекла! Что для вкуса вина важно. Все это я узнаю, в нетерпении читая матчасть об истории бренда Шпигелау и придумывая – что же купить себе или в качестве подарков друзьям в Россию, чтобы Свете хватило бонусов на бокалы. Наконец штабели рижских шпрот и конфет Лайма потянули на нужное количество очков, и мы, наклеив последний квадратик, сжимая в руках заветную книжицу, мчим в Рими – нам выносят вожделенную коробку! Бокалы наши! Да какие красивые и удобные, высокие, объемные. Можно пить вино, не используя предварительно декантер. Кислорода в них поместится предостаточно. Я восхищаюсь – Света старалась не зря! Достойный конкурент моему Риделю. Остается только провести дегустацию.

Фонарик.

Света очень любит фонарики. И в том же Рими она нашла небольшого размера велосипедный фонарь. Наблюдаю, вот Света взяла его в руки, замерла на мгновенье, подумала о чем-то; вижу – человек очень заинтересован и очень его хочет. Но что меня отвлекло и сподвигло отвести Свету в сторону, сейчас даже не вспомню – может, зима за окном и не время для велопробега… Так или иначе, но мои мысли не настроились на Светину волну, и мы свернули к кассам без фонаря. Разложили продукты на ленте транспортера, кассир начала их пробивать, и, еще не переступив черту выхода, Света оборачивается в зал и произносит:

«Фонааарик…» с таким детским «обломом» в голосе и взгляде, что теперь столбенею я. И уже почти срываюсь с места, чтобы вернуться за фонарем! Но нерусскоговорящая девушка пробила последний товар и вопросительно смотрит на меня, ожидая денег. Мы расплачиваемся и уходим, а я помню этот полный сожаления взгляд и голос Светы уже много лет. И все последующие фонарики не стирают из памяти того самого!

Диана Арбенина. «Ночные снайперы»… Если бы было можно, я бы замноготочила главу этими четырьмя словами. Потому что они всеобъемлющи и самодостаточны.

Уже давно, независимо от меня и от Динки, сама по себе существует альтернативная снайперская история. Легендарная и романтичная. Ею настолько проникаешься, что происходит небольшая аберрация собственной памяти. Коварный момент. Можно легко запутаться, где правда, где вымысел. Я имею в виду исследования поклонников. У «летописцев» все разобрано до мельчайших подробностей: те или иные стихи и песни, по каким характерным признакам кому посвящены, с какими датами и событиями совпадают. Очень интересно читать подобные истолкования, с их детальным анализом, красивыми пассажами и почти детективными оборотами. Только жизнь сложнее и глубже, чем ее можно описать в творчестве, даже самом гениальном. Маленькие факты, зашифрованные в снайперских стихах, безусловно красноречивы. Другое дело, что целостность картины скрыта от постороннего глаза и поэтому искажается субьективностью домыслов. Это как в древнеиндийской притче о споре слепых мудрецов: описывая слона, один нащупал хобот-змею, второй – уши-опахало, третий – хвост-веревку, четвертый – бивни-штыки, пятый ноги-колонны… В поисках истины каждый из нас и прав, и заблуждается одновременно.

Для меня сложен этот опыт написания книги, потому что все равно большая часть самого важного, святого, дорогого остается за кадром. Многочисленные фотографии, видео, дневниковые записи – это все только верхушка айсберга. Самое сокровенное, что долгие годы формировало меня, остается неосвещенным, незафиксированным. Я пишу – и тем самым тоже создаю некий миф, скорее даже миф о мифе. Пусть он будет. Я за то, чтобы оставалась недосказанность. Очень непросто взять двадцатипятилетний пласт жизни и, хорошенько переворошив его, встретиться один на один с собой – это требует серьезных внутренних сил.

Бумага не способна вместить весь шквал эмоций и водоворот событий, что были пережиты в «снайперские» времена. По сей день это живет во мне, поет, плачет, болит, борется… И навсегда останется со мной.

Я очень люблю наш с Динькой совместный период. Безумно по нему тоскую и до последнего вздоха буду благодарить те без малого десять лет, которые мне были подарены Судьбой. Это абсолютно бесшабашная, счастливая пора, совершенно смелая, отвязная, неразумная, юная. Мы, конечно, во многом не отдавали себе отчет. Мы просто любили и были смелыми. А мне кажется, любовь и смелость – это залог любого успеха.

Для нас все было впервые, а оттого остро, ярко, бескомпромиссно. Билась посуда, летели ножи, утюги, лампы; падали шкафы, ломались гитары и скрипки, лопались струны и нервы. Бок о бок, плечом к плечу, лоб в лоб, но всюду вдвоем. Жизнь и сцена напополам. Наши выступления всегда отличало безумное напряжение чувств. Мы тогда еще не научились «фильтровать», выносили на сцену все, чем жили. Оттого и получалось нервно и чарующе-откровенно.