— Почему же?

— Нет, и все.

— Значит, никогда не сделаешь?

— Никогда.

— Но сможешь?

Сенна, очевидно, хотела возразить, но потом, передумав, молча пожала плечами и уставилась на Финниана. Она смотрела на него так долго, что он даже почувствовал неловкость — ведь обычно это он, задавая вопросы, заставлял людей съеживаться под своим пронзительным взглядом. А сейчас, как ни странно, ему сделалось не по себе.

И тут Сенна наконец ответила:

— Сомневаюсь, что смогу.

— Однако Рэрдов именно за этим вызвал тебя сюда? — допытывался Финниан.

Она коротко кивнула:

— Да.

— Значит, ты — владычица красок?

— Ох, Финниан, такой титул может погубить человека…

— Клянусь, я сам убью тебя, если ты мне не ответишь. Ты владычица красок?

Сенна надолго задумалась, потом выпалила:

— Нет, ею была моя мать!

Финниан молча кивнул, сохраняя на лице бесстрастное выражение. Он опасался, что проявление каких-либо эмоций может испугать Сенну. Да она и сейчас была ужасно напугана его вопросами.

Но неужели… Боже правый, неужели рядом с ним — владычица красок?! Ведь их не было на протяжении сотен лет — ни одной! Осторожность, порожденная вторжением врагов, победила страсть к крашению, и это искусство кельтов угасло. Были утрачены секреты, прервалась передача знаний по наследству, матери больше не учили своих дочерей, и где-то в туманном прошлом, возможно, пять веков назад, почти всем ветвям этого древа было суждено засохнуть.

Однако дерево не погибло, и последняя тонкая веточка теперь находилась в его, Финниана, распоряжении. Да, перед ним была владычица красок. Но она, к сожалению, совсем не хотела ею быть.

«А какое это имеет значение?» — подумал Финниан. И действительно, кто мог позволить себе роскошь идти наперекор судьбе? Но с другой стороны… Его родители были слабыми и безвольными людьми, неспособными одержать победу над своими безумными страстями. Но сам-то он был воспитан О’Фейлом — король приютил его и возвысил… Так почему же его сейчас одолевают сомнения? Почему он не может сделать то, что должен сделать?!

Что ж, может, доставить Сенну в Дублин, чтобы она могла отправиться домой? Ведь он обещал ей… Или рассказать ирландцам, кто она такая?

Утаить все от своего короля — это в лучшем случае обман, а в худшем — предательство. Но Сенну не интересовало крашение. Если же он расскажет о ней О'Фейлу, она непременно станет красильщицей. Конечно, ее положение будет не таким безрадостным, как у Рэрдова, далеко не таким, — но все же… Ведь ее будут удерживать против ее воли, будут принуждать и держать взаперти. В общем, будут вторгаться в ее жизнь. А это именно то, чего она терпеть не могла.

Но был ли у нее выбор? Может быть, это ее судьба?

Он посмотрел на Сенну. Она по-прежнему хмурилась, и было очевидно, что мысли у нее не очень-то радостные.

Но быть может…

В смущении откашлявшись, Финниан проговорил:

— Безусловно, заниматься крашением для Рэрдова — это было бы ужасно… — Он как бы намекал, что для него-то она согласится это делать.

Но Сенна тут же покачала головой:

— Нет, ничего бы не вышло. Я не умею готовить краски.

— Милая, умеешь. Ты просто не знаешь, на что способна. Рэрдов был прав, прав впервые за всю свою отвратительную жизнь. Это у тебя в крови.

— Так гласит легенда. — Она едва заметно пожала плечами и отвернулась, давая понять, что разговор закончен.

— Нет, Сенна, не легенда. Так говорю я.

— Как ты можешь это знать? — Снова взглянув на него, она усмехнулась.

— Знаю, потому что эти истории рассказывали в моей семье на протяжении столетий.

— Ты только подтверждаешь мои слова. Это всего лишь легенды, не более того.

— Да, верно, легенды, Он пристально посмотрел на нее. — Но почему ты думаешь, что в них нет правды?

— Допускаю, что какая-то правда, возможно, есть. Но вообще-то все легенды — это просто-напросто вымысел.

— Сенна, если ты захочешь создать уишминские краски, то сможешь. Ничто тебе не помешает.

— Мне помешает только одно: я не знаю, как их делать.

Финниан промолчал, и она добавила:

— Во мне этого нет, поверь.

— Можешь твердить это до скончания веков, Сенна, но ты боишься даже попробовать, чтобы узнать, на что способна, — снова заговорил Финниан, теперь уже с жесткими нотками в голосе. — Так как же? Что ты решила?

Она внимательно на него посмотрела, и у Финниана появилась твердая уверенность, что она ни для кого не будет делать краски.

— Ты думаешь, что можешь что-то рассказать мне о моей жизни, Финниан? Поверь, я все о себе знаю. Мой отец постарался сделать так, чтобы я полностью отдавала себе отчет в том, на что способна. И моя мать постаралась… — Сенна умолкла и побледнела. Потом вдруг спросила: — А что, ирландцам нужны краски?

Он кивнул:

— Разумеется. — Лицо его исказила болезненная гримаса. — Разумеется, ирландцам нужны уишминские краски. Вопрос в том, Сенна, сможешь ли ты их приготовить?

— Нет, Финниан. Вопрос в том, собираешься ли ты рассказать им обо мне?

Уильям де Валери прибыл к замку Рэрдов, когда утренняя заря еще не поднялась над зубчатыми стенами.

Его провели в зал, и он попросил встречи с Сенной. Когда ее не пригласили немедленно, Уилл громко заявил, что хочет видеть лорда Рэрдова. Слуги разбежались врассыпную, словно торопились исполнить его требование, но и через три четверти часа никто в зале не появился. К тому времени рыцари де Валери уже хмурились и, положив руки на рукояти мечей, о чем-то переговаривались.

Слуга просунул голову в спальню барона, предварительно прикрыв лоб, чтобы защититься от тех предметов, которые могли в него полететь, если хозяин был в дурном настроении.

— Милорд…

— Что еще?! — заорал барон.

— К вам прибыл сэр Уильям де Валери, милорд.

Рэрдов открыл глаза и пробурчал:

— Кто прибыл, говоришь?

— Сэр Уильям де Валери в зале, милорд. Он немного сердится, что ему приходится ждать.

Рэрдов резко приподнялся и сел.

— Де Валери? Ждет? Чего он ждет? Зачем он здесь?

— Он хочет видеть свою сестру, сэр, — откашлявшись, ответил слуга.

Спустя пять минут Рэрдов вошел в главный зал и сразу же увидел группу из шести или семи рыцарей. Окинув их быстрым взглядом, он тотчас определил того, кто более всех походил на Сенну.