— Гриш, я не больна. Я, кажется, беременна.

— Но мы… Но я… Мы не могли в тот вечер… — он сам закрыл рот, так и не договорив.

На белом, как пергамент, мужском лице тревога сменилась удивлением, удивление — шоком, а шок — разочарованием. Не совсем быстро, но до него дошло.

— Полин, извини, — кадык на горле дернулся. — Я, наверное, здесь лишний.

Он посмотрел по сторонам, достал из кармана пиджака ключи. Нервно погремел ими.

— Ты меня тоже извини.

Если бы не сумасшедшее счастье, мне, вероятно, было бы стыдно. Поужинала, называется, в приятной компании. Расслабилась.

— Нет, это я дурак. Не спросил. Приперся.

Все так же, не глядя на меня, Григорий тяжело вздохнул и взялся за ручку двери.

— Ты не дурак. — Еще несколько минут назад я умилялась широким жестом этого мужчины, а сейчас изнутри меня затапливало желанием разреветься у него на плече. — Наоборот. Ты молодец и… Спасибо тебе. Спасибо огромное!

Чтобы не вдохнуть запах рыбы, я задержала дыхание и крепко обняла своего гостя.

— За что? — прохрипел он не двигаясь.

— За то, что пригласил меня тогда на свидание. Рассказал о себе и вызвал такси, когда я решила сбежать.

— За такси, что ли?..

— За такси особенно! Это было очень правильное такси! Самое лучшее в Питере.

Реветь хотелось адски! Переносицу ломило, и лишь борьба с рвотным рефлексом отвлекала от истерики.

— Ну, если нужно, я могу еще… хоть сейчас вызвать…

Григорий искренне ничего не понимал. Конечно же, он не знал, кого я умудрилась встретить в машине, кто потом помог мне дойти до дома, а чуть позже и прописался в нем.

Этот милый великовозрастный маменькин сынок всего лишь провел со мной один вечер. Всего лишь использовал мои уши и мозг. Но то, что подарил взамен… нет, это невозможно было измерить. Это было лучшее, что могло со мной произойти. И, судя по новому желанию — расхохотаться, полное неожиданных открытий.

Поля

Это, конечно, было неправильно, но первым о беременности узнал Лев Дмитриевич. Мне не пришлось ничего рассказывать. Он догадался сам. Не представляю как. Мы встретились в коридоре больницы, как обычно, обменялись новостями и пожаловались друг другу на бабушку.

А потом он спросил.

Прямо.

В лоб.

— Поль, а ты, часом, не беременна? — Даже глаза сощурил. Точь-в-точь как Леха, когда выпытывал у меня что-то про прежнюю жизнь.

— А вам уже хочется правнука? — я закусила губу, сдерживая улыбку.

— Я-то что? Я всегда за. А вот оболтусу моему давно пора стать папкой. Но он же у нас этот… Гусь-однолюб.

— Лебедь, — поправила я и кивнула.

Словно и правда не ожидал, старший Крамер опустился на лавку возле палаты.

— Ёшки-матрешки… — хмыкнул в усы.

— Леше я еще не говорила. Сама только вчера вечером заподозрила, а утром… — достала из сумочки тест на беременность. — Ваш сумасшедший внук мне их когда-то оптом купил. Вот, один пригодился.

Передала Льву Дмитриевичу узкую картонную полоску с двумя четкими розовыми линиями.

— Если бы сказала, он бы на своих двоих из Лондона прибежал. Ла-Манш вплавь, а дальше огородами до самого Питера.

Старший Крамер изучающим взглядом уставился на меня.

— Знаю. А потом у него снова скопилась бы куча нерешенных дел, и ночами пропадал бы за ноутбуком. — Я пожала плечами. — Нет, мне это не нужно. Пусть у других будет стакан наполовину полон. Я за целый. С горкой.

— Да-а… Теперь понимаю, почему он столько лет по тебе кис.

В палате за нашими спинами все так же стояла тишина. Ба, вероятно, спала. Но Лев Дмитриевич больше не стал рассиживаться.

— И почему? — я поднялась вслед за ним.

— Потому что не идиот. И, кажется, мне тоже пора прекращать дурью маяться.

Что означала первая часть фразы, было понятно — на идиота Леха не тянул. Но вторая казалась сплошной загадкой.

Чтобы спросить значение, я даже открыла рот. Но сказать ничего так и не успела. В конце коридора раздался голос кардиолога бабушки, и, доставая из сумки список с вопросами, я поспешила за ним.

***

Без подготовки в медицинских терминах можно было утонуть. Первые дни я часами листала страницы интернета, чтобы понять, о чем говорит доктор. Но сейчас все было предельно ясно.

Оба первоначальных диагноза подтвердились. Моя всегда здоровая ба оказалась серьезно больна, и впереди нас ждал как минимум месяц подбора препаратов, а за ним еще полгода контроля и регулярных посещений врача. Если сама Ядвига Яновна не будет подкидывать сюрпризов!

С одной стороны, это было ужасно — подтвердился худший прогноз. А с другой — наконец наступила какая-то ясность. Осталось лишь с ней смириться. Еще на месяц отложить отлет в Лондон и закупиться валерьянкой.

Стараясь не фонить своей грустью на всю больницу, я несколько минут посидела под дверью кабинета доктора. Нацепила на лицо маску внучки, которой все нипочем. И только потом пошла в палату к ба.

Льва Дмитриевича уже и след простыл. Наверное, мне следовало сразу обратить на это внимание. Терпения у подполковника было гораздо больше, чем у меня, и бабушкины капризы он сносил намного лучше.

Просто так Крамер-старший из палаты не ушел бы. Но я, видимо, еще не до конца отошла от вестей, потому пропустила это. А затем профукала вторую странность.

Словно в этом нет ничего сложного, ба сидела на кровати и, вместо того чтобы листать журналы или читать книгу, одну за другой забрасывала в себя таблетки из небольшого бумажного кулька — свою стандартную больничную дозу. Сама! Без скандалов и уговоров. Как нормальный послушный пациент!

— Привет, бабуль. Я с доктором только что говорила.

Все так же, ничего не замечая, я подошла к гостевому креслу и поставила на сиденье сумочку. Нужно было как-то начать разговор про переезд. Хоть мы и жили в одном доме, но оставлять ба без присмотра пока не стоило. Кому-то из нас предстояло временно поселиться у другого. Мне у нее или ей у меня.

— Доктор… Рассказал… — как-то странно произнесла ба, все так же в прострации глядя перед собой.

— Заключение к вечеру будет готово. Так что завтра тебя выпишут.

— Завтра… Выпишут…

— Нам осталось только решить, где ты ближайший месяц будешь жить. — Я прижала ладонь ко лбу. — Родители вернутся через неделю, но у них потом опять какой-то симпозиум. Наверное, тебе будет лучше…