— В сталинские времена часто выбивали признание, да и теперь еще случается.

— Это верно, в чем только ни каялись, — вздохнул Дубов, — но вы учтите, Ирина Андреевна, тогда тройки были, порой люди на своих судах даже не присутствовали, а сейчас, слава богу, открытые процессы, и я не имею привычки затыкать подсудимым рот. Когда я спросил, понятно ли ему обвинение и признает ли он вину, никто не мешал Кольцову заявить, что его заставили признаться силой. Ну ладно, допустим, на процессе он был в шоке, но сейчас-то до него наверняка доехало, что все всерьез. Должен бы во все инстанции строчить жалобы, что заставили себя оговорить, а что-то не слышно.

— Вот именно, — поддакнула Ирина.

Дубов с неуклюжей театральностью махнул рукой:

— Ах, не утешайте меня, дорогая Ирина Андреевна! Я допустил небрежность и самонадеянность, и теперь расплачиваюсь за это мучительными сомнениями. Никто не мешал мне отправить дело на доследование, так нет! Зачем, я ведь крайне дотошный судья, вынесу приговор только по совершенно доказанным эпизодам, а остальное меня не интересует. Знаете, Ирочка, я ведь еще гордился своей проницательностью, чего делать ни в коем случае нельзя.

— Но почему?

— Нельзя видеть больше того, что вам прямо говорят факты. А я решил, что нашел интересную закономерность, ускользнувшую от следствия.

Ирина подалась вперед:

— Ого! Какую?

— Я отметил, что почти все девочки были связаны с мединститутом. Кто учился, кто посещал подготовительные курсы…

— Моя потерпевшая тоже там училась, — улыбнулась Ирина, — крупный вуз и девушек много поступает. Не так уж удивительно.

— Вот именно. А я решил, что это важно в свете того, что Кольцов тоже врач.

— Ну в принципе… Доктора же часто проходят всякие курсы повышения квалификации, посещают конференции и лекции. И вправду мог знакомиться с девочками в институте.

— Именно так я и подумал, а сейчас осенило, он же участковый терапевт, рабочая лошадка! Он все эти лекции и конференции вертел неудобно сказать где. Вы когда в районном суде работали, часто вас на конференции отпускали?

— Да не особенно.

— А в свободное время вам хотелось туда пойти?

Потупившись, Ирина призналась, что нет, не хотелось.

— Вот именно. Нечего ему было делать в институте, а я, убаюканный своей проницательностью, не додумал, не досмотрел и не дожал. Так что, Ирочка, вот вам еще один мой единственный совет, это какой уже по счету? — Дубов ухмыльнулся. — Впрочем, неважно, главное, если вам что-то не ясно — выясняйте! Если пропустите, то в девяноста девяти случаях это не будет иметь значения, но в сотом доставит много неприятных минут.

* * *

Мужа забрали, а я все еще не понимала, что происходит. Уходя, он, как, наверное, все на свете преступники, заверил меня, что это недоразумение, которое быстро выяснится, и максимум завтра к вечеру он будет дома.

Самое смешное, что я поверила. Спокойно выспалась одна, растянувшись на нашей кровати, утром позавтракала и поехала на работу в полной уверенности, что кто-кто, а мой муж преступником быть не может. Про лифчики я почти забыла, ведь что такое непонятные тряпки против моей интуиции и уверенности в любимом супруге. Я ведь умная и проницательная женщина, к тому же психиатр, и, хоть давно занимаюсь исключительно административной работой, навыки остались. Неужели я бы не разглядела в муже черты преступника?

Конечно, я совру, если скажу, что провела тот день совершенно спокойно. Нет, я вздрагивала при каждом звонке, надеясь, что это муж с сообщением, что его отпустили. Сама несколько раз набирала домашний номер, слышала длинные гудки и думала, что надо бы позвонить ему на работу, но притворялась сама перед собой, что не помню номер наизусть. У меня бы язык не повернулся сообщить главврачу поликлиники, что его участковый врач в тюрьме, да он бы мне, наверное, и не поверил.

Следующую ночь я спала уже не так хорошо. К сожалению, я совершенно не знала, что делается в таких случаях. Куда бежать, с кем добиваться встречи, как просить о свидании, в конце концов, что передать в камеру? Не апельсины же, как в больницу. Все эти простые действия были мне неведомы.

В общем-то, занимая достаточно высокий пост, я привыкла решать все проблемы если не по блату, так по знакомству, но в уголовной среде я связями не обзавелась. Могли помочь знакомства по партийной линии, но я не хотела снабжать их таким компроматом против себя самой. Я все надеялась, что ситуация разрешится благополучно и никто ничего не узнает.

Пока я сидела в растерянности, милиция сама меня нашла и вызвала повесткой. Свой визит к следователю я помню как в тумане. Стук пишущей машинки, тяжелая хрустальная пепельница, в которую я без конца стряхивала сигарету. Я не курила, но взяла, надеясь, что горький дым приведет меня в чувства. Нет, не помогло. Как сквозь вату я слышала, что мой муж признался в чудовищных убийствах, что он не только лишал жизни молодых девушек, но и глумился над их телами. В этом месте беседы я, очевидно, упала в обморок, потому что помню острый запах нашатыря.

Следователь что-то спрашивал убаюкивающим, как летний дождь, тоном, а я не слушала, потому что мне нечего было ответить ни на один его вопрос. Я ничего не знала, не замечала и не подозревала, жила с добрым и работящим человеком.

Если в любой ситуации можно найти что-то хорошее, то вот оно — мужу достался самый добросовестный следователь из всех возможных. Заметив, что я еле дышу, он отпустил меня и следующий допрос провел уже у меня дома. Только я по-прежнему твердила одно — я ничего не замечала.

Знаю, есть героические женщины, которые верят в своих мужей, несмотря ни на что. Увы, я не из таких. Когда прошел первый шок, я стала вспоминать, как муж настаивал на покупке автомобиля, хотя во всем остальном был до крайности неприхотлив. Якобы будет таксовать и быстро отобьет покупку, а мне не пришло в голову, что ездить на троллейбусе и не дергаться — то на то и выйдет. Впервые за много лет я сообразила, что после своих рейдов он приносил подозрительно мало денег. Говорил, что отдает большую часть выручки Лиле, но я никогда не проверяла, так ли это. Хорошая жена периодически устраивала бы контрольные совместные рейды, выясняла, сколько выходит в среднем за вечер, отбирала бы всю сумму до копеечки, а потом мудро распределяла бюджет, но мне всегда лень