Он был тогда мальчишкой и рыдал от жалости, видя, как собаки терзают гниющие останки арендаторов его матери. Отец Роланда умер, как и единственный брат. Мать заявила, что хворь послана в наказание за грехи.

– Англичане и чума, – проговорила она. – Обе напасти суть порождение дьявола.

– Говорят, в Англии тоже чума, – заметил Роланд.

– Господь милостив, – промолвила вдова.

– Но почему отец умер? – спросил Роланд.

– Он был грешником, – ответила мать, хотя сама превратила дом в святилище, где возвеличивалась память о муже и старшем сыне.

Святилище со свечами и распятиями, черными пологами и капелланом, получавшим деньги за произнесение заупокойных месс по отцу и наследнику, которые умерли, изрыгая рвоту и истекая кровью. Потом пришли англичане. Вдову согнали с ее земли, и она укрылась у графа де Арманьяка, приходившегося ей дальним родственником. Граф воспитал Роланда как воина, но воина понимающего, что мир – поле боя между Богом и дьяволом, светом и тьмой, добром и злом. Теперь де Веррек смотрел, как сгущается тьма и тени крадутся по изрытой чумными могилами земле кладбища. Это Сатана скользит между темными в сумраке стволами деревьев, думалось ему, змеей обвивает кольцами полуразрушенную церковь.

– Быть может, за нами не гонятся, – почти шепотом промолвил он.

– Быть может, именно в этот миг сгибаются первые луки, – отозвалась Женевьева. – Или под нами сейчас разжигают костер.

– Тише. – Теперь он просил, а не приказывал.

Запорхали летучие мыши. Собака залаяла в деревне, на нее зашикали. Сухие ветки сосен трепетали на слабом ветру. Роланд закрыл глаза и стал молиться святому Василию и святому Дионисию, двум своим святым покровителям. Крепко зажав в ладонях вложенный в ножны меч Дюрандаль, он приложил венчающее его эфес большое яблоко ко лбу.

– Да не приключится со мной ничего дурного в этой темноте, – просил рыцарь. – Подайте мне благое, – молился он, как учила его мать.

Среди деревьев стукнуло копыто. Де Веррек услышал скрип седла и звяканье уздечки. Заржала лошадь, топот усилился.

– Жак! – позвал голос из темноты. – Жак! Ты здесь?

Роланд вскинул голову. Над горными вершинами зажглись первые звезды. Мать святого Василия была вдовой.

– Не дайте моей матушке потерять своего единственного сына, – продолжал молиться он.

– Жак, ублюдок ты этакий! – снова раздался тот же голос. Латники, укрывшиеся в башне, посмотрели на Роланда, но тот продолжал молитву.

– Здесь я! – отозвался Жак Сольер. – А это ты, Филипп?

– Нет, идиот! Дух Святой! – крикнул в ответ тот, кого величали Филиппом.

– Филипп! – Воины в башне повскакали и разразились приветственными возгласами.

– Это свои, – сообщил Жак рыцарю. – Люди графа.

– Боже! – выдохнул Роланд.

Облегчение, охватившее его, казалось невероятным. Оно было таким сильным, что де Веррек ощутил слабость. Он не был трусом. Никого, кто сошелся в поединке с Вальтером из Зигенталера, не назовешь трусом. Немец убил и покалечил на турнирах множество соперников, всякий раз ссылаясь, что все произошло случайно, но Роланд выходил против него четыре раза и во всех сшибках наносил ему унизительное поражение. Он не был трусом, но эта наползающая мгла его пугала. До него дошло, что на войне нет правил и никаких навыков и умений не хватит, чтобы обеспечить спасение.

Филипп тенью обрисовался у подножия башни.

– Нас прислал граф, – крикнул он.

– Лабруйяд? – уточнил Роланд, вопрос был излишним – латники по-свойски перекликались с товарищами.

– Англичане идут, – сообщил Филипп. – Это вы мессир де Веррек?

– Да. Где англичане?

– Где-то на севере, – ответил Филипп расплывчато. – Но мы здесь именно из-за них. Графу потребны все его воины.

Из темноты выныривало все больше солдат. Они заводили своих лошадей в обвалившийся неф.

– Можно нам разжечь костер? – осведомился Филипп.

– Конечно. – Роланд сбежал вниз по лестнице. – Граф послал вас, потому что англичане идут?

– Ему прислали вызов в Бурж, и он намерен привести на войну по меньшей мере шестьдесят человек. Ему нужны воины, уехавшие с вами. – Филипп смотрел, как слуга бьет кремнем по кресалу, разжигая трут из скрученной соломы. – Вы нашли Бастарда?

– Он в Монпелье, в плену. Я надеюсь. – Роланд все еще чувствовал слабость, изумленный приступом страха, от которого у него подкосились колени. – Он в Монпелье, зато у меня его жена.

– Парней это порадует, – сказал Филипп.

– Она под моей защитой, – процедил Роланд. – Я собираюсь обменять ее на графиню.

– Это парней обрадует еще больше.

– Потому что свершится правосудие? – спросил рыцарь.

– К чертям правосудие, их порадует зрелище расправы над этой сучкой. Кстати, в Лабруйяд пожаловали какие-то типы. Хотят видеть вас.

– Кто такие?

– Священники, – уклончиво ответил латник.

– Откуда вы узнали, где меня искать? – поинтересовался Роланд, все еще удивляясь облегчению, которое испытывал.

– Мы не вас искали, – отрезал Филипп. – Нам нужен был Жак и его люди. Но мы знали, что вы уехали в Монпелье. У нас есть свой человек в Кастийон-д’Арбизоне. Он держит таверну, слушает разговоры и передает нам весточки. Этот малый сообщил, что Бастард уехал в Монпелье, а значит, вы последовали за ним. Ваш священник тоже желает его заполучить.

– Мой священник?

– Тот, который вас разыскивает. Возможно, чернорясый ублюдок идет за нами. Очень уж он рьяный. – Филипп резко замолчал, уставившись на Женевьеву, которая спустилась по лестнице и вступила в свет от костерка из соломы и гнилых деревяшек. – Ого, красотка хоть куда!

– Повторяю, – заявил Роланд, – она под моей защитой.

– Не сильно это ей поможет, если ее муж не выдаст нам графиню, не правда ли? А он в Монпелье, по вашим словам. В любом случае граф хочет получить назад своих латников. Английские ублюдки жгут, грабят, насилуют и убивают. Нас ждет настоящая война, где можно подраться.

– Состоится битва? – спросил Роланд, внутренне похолодев при мысли, что принимает участие в борьбе без всяких правил.

– Бог весть, – отозвался Филипп. – Одни говорят, что король ведет армию на юг, другие отрицают, а правды никто не знает. Нам всем приказано стягиваться в Бурж, причем как можно скорее.

– Я однажды выиграл турнир в Бурже, – проронил Роланд.

– Вам предстоит убедиться, что война – штука иного рода, – отрезал Филипп. – Для начала – никаких маршалов, чтобы останавливать смертоубийство. Хотя только Бог знает, дойдет ли до битвы. Пока наша забота – просто приглядывать за ублюдками.