– Они, возможно, и были дерзкими, – вмешалась Женевьева, – да только не маврами. Они были христианами.

– Госпожа! – возмутился Роланд.

– Не говорите глупостей, – сказала она. – Вам доводилось бывать в Ронсевале?

– Нет, мадам.

– А мне приходилось! Мой отец был жонглером и глотателем огня. Мы переезжали из города в город, зарабатывая гроши, и наслушались разных историй. Их было великое множество. В них говорилось, что Роланда заманили в засаду баски, христиане все до единого. Они же его и убили. Вы убеждаете сами себя, что это были мавры, для вас недопустима мысль, что ваш герой пал в схватке с мятежными крестьянами. Да и славной ли была его смерть? Протрубить в рог и испустить дух?

– Роланд – герой, не уступающий Артуру!

– Тому хотя бы хватило ума не покончить с собой, подув в рог. Но раз уж речь зашла о рогах: почему ты служишь графу де Лабруйяду?

– Чтобы свершить справедливость, госпожа.

– Справедливость?! Вернув бедную девочку ее борову-мужу?

– Ее законному мужу.

– Который насилует жен и дочерей своих крепостных, – ответила женщина. – Тогда почему ты его не караешь за прелюбодейство?

Ответа у Роланда не нашлось, он только нахмурился, глядя на Хью, – ему претила мысль обсуждать подобные темы в обществе мальчика. Женевьева рассмеялась.

– О, пусть Хью послушает, – сказала она. – Я хочу вырастить из него порядочного человека, как его отец, поэтому и занимаюсь образованием сына. Не хочу, чтобы он стал глупцом вроде тебя.

– Мадам! – вновь возмутился Роланд.

Женевьева сплюнула:

– Семь лет назад, когда Бертилле исполнилось двенадцать, ее привезли к де Лабруйяду и выдали за него замуж. Ему было тридцать два, и его интересовало ее приданое. Какой выбор у нее был? В двенадцать лет!

– Она состоит в законном браке, освященном Богом.

– За мерзким чудовищем, противным Богу.

– Она его жена, – не сдавался Роланд, хотя чувствовал себя определенно не в своей тарелке.

Он уже жалел, что подрядился на этот подвиг, но раз взялся, то честь обязывала довести дело до конца, поэтому они продолжали путь на север. Путники остановились в таверне на рыночной площади Жиньяка, и Роланд настоял на том, что будет спать перед дверью комнаты, в которой расположилась Женевьева. Его оруженосец заступил в дозор вместе с хозяином. Оруженосцем был смышленый четырнадцатилетний парень по имени Мишель, которого Роланд воспитывал в духе рыцарства.

– Я не доверяю людям графа де Лабруйяда, – объяснил юнцу Роланд. – Особенно Жаку. Поэтому будем спать здесь с мечами наготове.

Ратники графа день напролет пялились на белокурую Женевьеву, де Веррек слышал смешки за спиной и подозревал, что латники обсуждают пленницу, однако за всю ночь они не предприняли попытки пройти мимо Роланда. На следующее утро кавалькада поскакала далее на север и свернула на большую дорогу, идущую на Лимож. По пути Женевьева изводила Роланда, высказывая предположения, что ее муж сбежал из Монпелье.

– Он не такой дурак, чтобы попасться, – сказала она. – И безжалостен в своей мести.

– Я не боюсь сразиться с ним, – заявил Роланд.

– Значит, вы глупец. Полагаетесь на свой меч? Может, даже называете его Дюрандаль? – Женевьева расхохоталась, когда рыцарь покраснел, потому как ее догадка явно оказалась верной. – Но у Томаса есть кусок черного тиса, – продолжила женщина, – и пеньковая тетива, и стрелы из ошкуренного белого ясеня. Вам доводилось встречаться лицом к лицу с английским лучником?

– Он будет сражаться благородно.

– Не будьте так наивны! Томас обманет вас, вокруг пальца обведет и выведет, и к исходу боя вы будете утыканы стрелами, как щетка ворсом. Может статься, он уже опередил нас! Что, если лучники поджидают на дороге? Вам их не увидеть. Первое, что вы почувствуете, – это удары стрел, потом услышите ржание лошадей и увидите смерть своих воинов.

– Она права, – вставил Жак Сольер.

Роланд браво улыбнулся:

– Они не станут стрелять, госпожа, из страха попасть в вас.

– Ничего вы не понимаете! С двух сотен шагов лучники стрелой могут снять соплю у вас под носом. Они будут стрелять.

Женевьева прикидывала, где сейчас Томас, и боялась, что снова попадет в лапы Церкви. Боялась за сына.

Следующую ночь они провели в странноприимном доме монастыря, и опять Роланд охранял ее порог. Других выходов из комнаты не было, она не могла сбежать.

На дороге, перед тем как прибыть в монастырь, они разминулись с группой торговцев с вооруженной охраной. Женевьева крикнула им, что захвачена против воли.

Купцы обеспокоились, но Роланд с присущей ему холодной вежливостью объяснил, что это его сестра и что у нее не все дома. Он говорил так всякий раз, когда Женевьева обращалась к встречным.

– Я везу ее туда, где монахини за ней присмотрят, – сказал он.

Купцы поверили и пошли дальше.

– А вы не считаете зазорным прибегать ко лжи, – поддела Женевьева рыцаря.

– Ложь, произнесенная ради богоугодного дела, – это не ложь.

– Так это богоугодное дело?

– Брак – священное таинство. А я всю свою жизнь посвятил богоугодным делам.

– И поэтому храните девственность?

При этих словах он вспыхнул, потом нахмурился, но все же ответил на вопрос серьезно:

– Мне было открыто, что моя сила в бою покоится на целомудрии. – Роланд помолчал и посмотрел на пленницу. – Так сказала мне Дева Мария.

Женевьеве хотелось уколоть рыцаря, но что-то в его тоне сдержало готовую сорваться насмешку.

– Как это случилось?

– Она была прекрасна, – печально промолвил Роланд.

– И разговаривала с вами?

– Богородица спустилась с потолка часовни, – рассказал рыцарь, – и поведала, что, пока я не женюсь, мне следует хранить целомудрие. Что Господь благословит меня. И что я избран. Я был всего лишь мальчишкой тогда, но меня избрали.

– Да это был сон, – в голосе Женевьевы прозвучало презрение.

– Видение, – поправил он ее.

– Мальчишеские мечты о прекрасной женщине, – бросила Женевьева. – Никакое не видение.

– Дева коснулась меня и сказала, что я должен хранить чистоту.

– Передайте это стреле, которая вас пронзит, – фыркнула пленница, и Роланд смолк.

На третий день путешествия он все так же вглядывался в убегающую вдаль дорогу, ища признаки эллекина. Путешественников попадалось немало: купцы, паломники, гуртовщики или селяне, идущие на рынок, но никто не упоминал о вооруженных людях. Роланд удвоил осторожность и выслал пару латников графа на четверть мили вперед, но день шел, а дозорные не сообщали тревожных вестей. Рыцарь злился, что продвигаются они слишком медленно, и подозревал, что Женевьева специально устраивает задержки. Но доказательств у него не было, а куртуазность требовала удовлетворять все ее просьбы о необходимости уединиться. Неужели мочевой пузырь у женщин и впрямь такой маленький? Ладно, думал Роланд, еще два дня, и он доберется до Лабруйяда. Оттуда и пошлет эллекину требование вернуть Бертиллу в обмен на жизнь жены и сына Томаса. Он убеждал себя, что его подвиг почти уже свершен.