Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В час пришла Дженни попрощаться (у нее был ключ от Брендиной квартиры), приодетая для уютненького обеда в «Ритце».
— Позвала Полли и Суки, — сказала она. — Закатимся в Дейзину забегаловку. Какая жалость, что ты не идешь.
— Я-то? Да ладно, — сказала Бренда и подумала: «Могла б раз в кои-то веки догадаться поставить подруге обед».
Они шли две недели, делая в среднем по двадцать километров в день. Иногда гораздо больше, иногда гораздо меньше; выбирал место для лагеря индеец, шедший впереди: выбор его определялся наличием воды и злых духов.
Доктор Мессинджер составлял по компасу карту маршрута. Это давало ему пищу для размышлений. Каждый час он снимал показания с анероида. Вечерами, если на привал останавливались не слишком поздно, он при последних лучах угасающего солнца составлял подробную карту. «Пересохшее русло, три заброшенные хижины, каменистая почва»…
— Теперь мы в бассейне Амазонки, — объявил он в один прекрасный день с удовлетворением, — видите, вода бежит на юг.
Но они чуть не сразу наткнулись на ручей, который тек в обратном направлении.
— Весьма любопытно, — сказал доктор Мессинджер. — Это открытие имеет научную ценность.
На следующий день они перешли вброд четыре ручья: одни текли на север, другие на юг. Карта начала принимать фантастические очертания.
— Как называются эти ручьи? — спросил Розу доктор Мессинджер.
— Макуши называть его Ваурупанг.
— Нет-нет, не ту реку, где наш первый лагерь. Эти реки.
— Ваурупанг.
— Вот эту вот реку.
— Макуши всё называть Ваурупанг.
— Безнадежно, — сказал доктор Мессинджер.
Им приходилось продираться через сплошной кустарник; у берегов тропа заросла, ее то и дело перегораживали стволы упавших деревьев; углядеть и запомнить их мог только индеец; иногда они проходили крохотными участками пересохшей саванны; сквозь растрескавшуюся землю пучками пробивалась пожухлая трава; полчища ящериц стремглав пускались наутек при их приближении; трава шуршала под ногами, как газета; на этих огражденных стеной леса участках стояла палящая жара. Иногда, чтоб их прохватывало ветерком, они влезали на холм по осыпающейся, больно бьющей по ногам гальке, ложились после этих мучительных восхождений с подветренной стороны и лежали, пока мокрая одежда не начинала холодить тело; отсюда были видны другие холмы, оставленные позади полосы леса и шеренга носильщиков, идущая следом. Подойдя, все, и мужчины, и женщины, опускались на сухую траву и опирались на свой груз; когда показывался замыкавший шеренгу, доктор Мессинджер подавал команду, и они снова пускались в путь, продираясь сквозь плотное кольцо зеленых чащоб.
Тони и доктор Мессинджер почти не разговаривали друг с другом как на марше, так и во время передышек, потому что всегда были на пределе сил и едва не валились с ног от усталости. По вечерам, умывшись и переодевшись в сухие рубашки и фланелевые брюки, они перебрасывались парой фраз, в основном о том, сколько километров сегодня прошли, где предположительно находятся и как сбили ноги. Выкупавшись, они пили ром с водой; на ужин обычно ели мясные консервы с рисом или клецками. Индейцы ели кашу из кассавы, копченое мясо кабана, а временами лакомились добытыми по пути деликатесами: броненосцами, ящерицами, жирными белесыми червями, живущими на пальмах. Женщины захватили с собой вяленую рыбу — ее хватило на восемь дней; рыба воняла с каждым днем все сильнее, пока наконец ее не съели; но потом и от них, и от их товаров разило рыбой; правда, со временем вонь стала слабее, смешалась с общим нераспознаваемым запахом лагеря.
В этой местности индейцы не селились. В последние пять дней июня стала ощущаться нехватка воды. Ручьи по большей части пересохли — приходилось обследовать их русла в поисках тепловатых стоячих луж. Но через две недели они снова вышли к реке, полноводно и стремительно несущей свои волны на юго-восток. Здесь начинался край пай-ваев; доктор Мессинджер поименовал эту стоянку «Второй опорный лагерь». Над рекой тучами носились мухи кабури.
— Джон, я думаю, тебе пора отдохнуть.
— Отдохнуть от чего, мамчик?
— Ну, переменить обстановку. Я в июле еду в Калифорнию. К Фишбаумам — не к тем, что в Париже, а к миссис Арнольд Фишбаум. Я думаю, было б хорошо, если б ты поехал со мной.
— Да, мамчик.
— Ты б хотел со мной поехать, а?
— Я-то? Конечно хотел.
— Ты перенял у Бренды ее манеру выражаться. Мужчине так говорить смешно.
— Извини, мамчик.
— Отлично, значит, решено.
На закате кабури исчезли. Но весь день от них не было спасения; они набрасывались на обнаженные участки кожи, как мухи на варенье; их укусы давали себя знать, только когда, насытившись, они отваливались, оставляя алый болезненный кружок с черной точечкой в центре. Тони и доктор Мессинджер не снимали специально привезенных из Англии нитяных перчаток и шляп с миткалевыми сетками. Позже они подрядили двух женщин, те садились на корточки у гамаков и обмахивали их ветками; мух разгоняло легчайшее дуновение, но стоило Тони и доктору Мессинджеру задремать, как женщины откладывали опахала, мухи накидывались на путешественников с удесятеренной энергией, и те тут же просыпались. Индейцы относились к насекомым так же покорно, как коровы к слепням; лишь иногда в приступе раздражения они хлопали себя по лопаткам и ляжкам.
С наступлением темноты становилось легче; в этом лагере москитов почти не было, зато всю ночь напролет они слышали, как кровососы машут крыльями и тычутся в сетку.
Индейцы ни за что не желали здесь охотиться. Они уверяли, что тут нет дичи, но доктор Мессинджер говорил, что они боятся пай-вайских злых духов. Провизия уходила куда быстрее, чем рассчитывал доктор Мессинджер. Уследить за провиантом во время переходов было невозможно. Они недосчитались мешка кассавы, полмешка сахара и мешка риса. Доктор Мессинджер ввел пайки: он раздавал еду сам и строго отмерял продукты эмалированной кружкой; но женщины все равно изловчались за его спиной подобраться к сахару. Они с Тони прикончили весь ром, кроме одной бутылки, оставленной на всякий пожарный случай.
— Консервы — это неприкосновенный запас, их трогать нельзя, — брюзжал доктор Мессинджер. — Придется мужчинам отправиться на охоту.
Но мужчины выслушали приказ с безучастным