Экс-лейтенант не пожалел времени, детально расписывая, как организовать эффективные сторожевые посты и дозоры, во всяком случае достаточно эффективные, чтобы возможный неприятель не сумел подобраться близко и вывести из строя их пассивную защиту с той легкостью, с какой это удалось накануне ему самому и Льето.

К концу первого часа молодой фламандец, с самого начала собрания так и не сказавший практически ни слова, прервал Танкреда, прикрыв его руку своей ладонью:

– Все это прекрасно, но ты с ними слишком деликатничаешь.

Танкред умолк, и все взгляды обратились на рыжего гиганта.

– Что ты хочешь сказать? – спросил Пьер Санш с присущей ему резкостью.

– Я хочу сказать, что толка все равно не будет.

– Что-то я тебя не понимаю, – вмешался Альберик. – Это, конечно, детали, но иногда детали могут спасти вам жизнь.

– Согласен, согласен, – закивал Льето, выставляя вперед ладони, как будто пытаясь заранее защититься от нападок. – Но настоящая проблема в другом; она заключается в вашем полном незнании, что такое бой. Вы можете неукоснительно следовать каждому совету Танкреда и научиться подбирать команды для дозоров или расставлять стражу, вот только это мало что даст, если вы не имеете представления о бое. От дозорного, не умеющего стрелять, не больше толка, чем от детектора движения!

Танкред в задумчивости откинулся на спинку стула.

– А ведь правда, – признал он. – Если кто-то из ваших дозорных засечет разведчика, он должен суметь нейтрализовать его прежде, чем тот о вас доложит.

– То есть убить его, – уточнил Льето, чтобы внести ясность.

Альберик с досадой покачал головой:

– Вчера, когда вы меня захватили, я был вообще неспособен защищаться. Кажется, я даже сумел сам себя разоружить, без посторонней помощи!

Хотя он произнес это в шутку, никто не засмеялся.

– И что теперь делать? – воскликнул Сильвио, раздраженный внезапным приступом всеобщего пессимизма. – Мы не тренированные солдаты, bene![12] Мы это и так знаем. Но не вижу причин опускать руки! Мы же не собираемся сдаваться военным только потому, что мы не способны, хм… di uccidere un esploratore![13] Нам же удалось сбежать, значит не так уж мы… inutili[14].

– Мы могли бы обучить вас начальным боевым навыкам, – предложил Льето.

Танкред взглянул на него, и удивленный, и довольный тем, что его решительно не устающий преподносить сюрпризы друг не питает никаких предубеждений по отношению к бесшипникам. Он был совершенно уверен, что ни один другой супервоин никогда бы не опустился до того, чтобы поделиться своими умениями с классом Ноль.

– Неужели вы это сделаете? – недоверчиво спросил Паскаль.

– Да, – без колебаний ответил Льето. – Если вы попросите.

– Ну конечно попросим! – воскликнул Альберик с явным облегчением. Остальные одобрительно заулыбались, как если бы у них с плеч упал тяжкий груз.

И тут Танкред понял, что за гордой позой бунтовщиков, в которой любили порой покрасоваться эти мужчины и женщины, чтобы придать себе немного мужества, на самом деле таится глубокое отчаяние. Никто из них не питал иллюзий относительно своих шансов на выживание, и еще меньше – относительно возвращения домой. Статус насильно мобилизованных сам по себе не оставлял никакой надежды на лучшую жизнь, а побег отнял и надежду на то, чтобы выжить.

– Вы даже могли бы сражаться, – пробормотал он.

Опустив лоб и глядя в пустоту, Танкред подумал вслух. Он поднял глаза и наткнулся на вопросительные взгляды.

– Мы могли бы сражаться, – повторил он громче.

– Ты хочешь сказать, что вы научите нас стрелять, – поправил его Сильвио. – Да, Льето это и предложил.

– Нет, не только. Мы можем сделать больше. Если мы хотим изменить наше будущее, то должны бороться, восстать против неправедной войны.

Льето, лучше других присутствующих знавший нормандца, неожиданно встревожился.

– Вчера, когда ты сказал, что атака на Новый Иерусалим – не самая плохая идея, я подумал, что это шутка…

– Нет, разумеется, и речи не может быть о нападении на Новый Иерусалим своими силами. Но кое-что можно сделать, чтобы противостоять этому абсурду. Мы должны попытаться нащупать их слабое место, ахиллесову пяту, и заставить уступить.

– Прости меня, солдат, но если что и абсурдно, так это твоя идея! – вмешался Пьер Санш. – Твои слова – чистое безрассудство. Для нас лучше всего подыскать какой-нибудь уголок поуютнее здешнего, а главное, как можно дальше отсюда, устроиться там и попытаться привыкнуть к этой проклятой планете.

– Не будьте наивны! Как только закончатся бои, они начнут прочесывать эту «проклятую планету», пока не найдут вас. Вы дезертировали; они ни за что не оставят такое преступление безнаказанным. Отсрочка, которую вы получили из-за войны, будет недолгой.

Танкред подчеркивал каждое слово, постукивая указательным пальцем по столу.

– И не думайте, что вам удастся основать колонию или что-то в этом роде, они такого ни за что не допустят!

Глядя на расстроенные лица бесшипников, Танкред понял, что нечто подобное они и планировали, хоть и не решались признаться.

– Кстати, таким способом вы уж точно не получите шанс вернуться домой. А я думаю, что это не совсем безнадежно.

Не сказавший еще ни слова с начала собрания Абель Дорон, один из новичков в штабе, не без гнева возразил:

– Прекрати! Это ложь, и ты это знаешь!

Танкред заморгал.

– Почему?

– Мы никогда не вернемся домой, ты хочешь обмануть нас, чтобы добиться своих целей. Может, тебе необходимо успокоить совесть из-за всех убитых тобой атамидов, но я не понимаю, во имя чего нам ввязываться в твое личное сведение счетов с НХИ!

Танкред открыл было рот, чтобы ответить, но ничего не сказал. Все, что говорил этот человек, было несправедливо и обидно, однако он не мог отрицать, что есть в его словах и доля правды. Повисла неловкая пауза.

Тут спокойным, но крайне решительным тоном вмешался Альберик, который смотрел на Абеля, как если бы внезапно что-то понял.

– Если Танкред думает, что шанс есть, я ему верю.

Его заявление, похоже, произвело впечатление на присутствующих. Если Альберик, обладавший самым прагматичным и въедливым умом среди всех беглецов, не испытывает сомнения в том, что сказал Танкред, значит об этом стоит поразмыслить. Абель не стал возражать, только махнул рукой, словно говоря: «Если вы все рехнулись, тем хуже для вас!»