— Знаю. Мое дело.

Неожиданно, обезьянья лапа по ошибке доставшаяся человеку описала в воздухе короткую дугу. Удав метил в Сергея, но тот нырнул под руку. Противник вместо Углова цапнул Донковича.

Илью потянула вперед немерянная сила. Если бы не Сергей, он влепился бы с размаху в грудь Удава.

Углов, чудом избежав захвата, согнулся и нанес Гаду сокрушительный хук в солнечное сплетение.

Рухнули все. Но Сергей таки сумел не попасть под обвал.

Илья еще поднимался, стараясь отцепиться, от потерявшего сознание Удава, а Сергей уже стоял, хищно улыбаясь и поблескивая саблей.

Тут-то Илью и ожгло. Такое впечатление, на спину и шею высыпали пригоршню горячих углей. Сразу стало тяжело дышать. Воздуха вроде хватало, но он сделался вязким, как вода в речке, которая омывала берега Крюковки. Из-за невозможности использовать сию субстанцию по назначению, Илья даже не мог крикнуть. Тонкий на пределе слышимости писк потонул в общем гаме. Но сознание не отключилось. Наоборот, будто прорезались резервы слуха.

— Оглянись, Шрам, оглянись, — визгнул пахан. — Сейчас Сова еще раз по твоему другану пройдется, и кранты ему. Ты-то отобьешься. Ты у нас боец известный. Только не поверю, чтобы ты притащил за собой пустого человечка. Не верю! А раз тебе нужен, значит и нам пригодится. Боюсь, если Сова его жизни лишит, обчество наше пострадает. Вдруг он из говна золото варить умеет? А? Так что не упорствуй. Тебе ж, сам знаешь, ничего не сделают. Вот и докажи, что с открытым сердцем к нам пришел. Будет тебе почет и уважение. Рядом с собой поставлю.

Сергей обернулся, мельком глянул, на корчившегося под ногами Илью, потом поискал глазами по толпе — не нашел — и пустил саблю. Сова, стоявший над Ильей с занесенной плеткой, оглянулся в сторону помоста. Оттуда вяло махнули. Он еще раз огрел Илью и только тогда отступил, предоставив шестеркам тащить, обмякшее тело.

Над головой нависал щелястый потолок. Илья уже изрядно отвык от деревянных конструкций, а тут: слои, сучки, разводы сырости. Есть чем любоваться. Уже не плющило и не душило. По местным реалиям — почти курорт. В соседнем помещении разговаривали. По журчанию голосов, по отдельным высоким нотам понятно: идет допрос с элементами милой беседы. Допрашивал старец по прозвищу Крюк. Ответствовал Сергей. Кто-то еще прошаркал, пошептал, не разобрать. Его выгнали баз особой деликатности. Собеседники остались тет-а-тет. Лежа в кромешной теме, Илья рассматривал детали интерьера и прислушивался.

— … опять не туда. Я спрашиваю, откуда сырье, а ты мне — про вчерашний дождь. Так наша беседа не пойдет. У нас с тобой базар не за рыжье, а за жизнь. Усек?

— Крюк, ты часом не из интеллигентов?

— А что?

— Фильтруй спик. То как профессор заворачиваешь, то на феню переходишь. И слэнг у тебя какой-то… . Давай уже что-нибудь одно. Не серьезно.

— Заткнись. Если бы меня на сходе короновали, ты бы вполне мог свои претензии предъявить и потребовать разборки. Тут иной расклад. Меня тут поставили полным хозяином. Я делаю, что хочу и говорю, как хочу. Только дело-то не в моих вопросах, а в твоих ответах. Я пока ни одного не получил. Юлишь, выкручиваешься. Можно, конечно, и силу применить. Никто в моей слободке против не попрет. Тут правильных воров всего — ничего. Остальные — пристебаи. Прижились. Привыкли. Значит им наш порядок важнее и жизнь наша спокойнее. А чтобы жизнь стала еще лучше, скажи-ка мне, друган, где ты все же сырье берешь для своей самогонки. Пиво — понятно: водорослей наквасил, рису туда всыпал для угару и — готово. Но ведь ты навострился на другой продукт, и, говорят, получил. Некоторые даже пробовали. Вот я и интересуюсь, так сказать, технологическим процессом.

— Говорил уже: из браги гоню. Ты ж не полный дурак, знаешь из чего первач получается.

— По третьему кругу пошли. Ты мне про брагу уже заправлял. Не возгоняется брага-то, — пахан возвысил голос. Илью обдало миллионом мелких иголочек.

— У вас может и не возгоняется. А мне один умелец такой агрегат изобрел — из пресной воды можно коньяк варить.

— Где агрегат?

— При потопе пропал.

— А умелец где?

— Под облаву угодил и на очистке сгинул.

— Врешь, сука!

— За суку ответишь, — в тон ему взъелся Сергей.

— Не перед кем мне отвечать, соколик. Похороню я тебя тут. И записочку напишу: покоится раб Божий Шрам, за плохой характер, пошедший на корм рыбкам. У меня прямо в доме аквариум выведен. Проточную водичку один, тоже умелец, пустил. Сеточки там, подсветочки…  Интересно же: в речной-то воде не разглядишь, что с человеком рыбки делают. А тут — все как на ладони. Людишки моего аквариума сильно опасаются. И чего бы казалось? Скажи. Река рядом. А они лякаются. Но мы отвлеклись. На вопрос о самогоне ты мне отвечать не хочет. Зачтется тебе такое. Ох, зачтется. Теперь поведай, коли знаешь, куда ваш третий делся? Вас же трое было. Втроем приплыли, втроем по городу шастали. А он — как испарился. Не нашли паренька-мальчика-красавчика. Хотя, мои ухари иголку в стоге сена отыщут, да ей же друг дружку поубивают. Куда мальчик пропал? Сам понимаешь, не для себя стараюсь. Мне оно уже и не надобно, так если, изредка. Для редкой то потехи и женщину приведут. А пацанам, как теперь модно говорить, мальчики годятся. Особенно, если свеженькие. За этим они у меня всю слободу перепашут. А ты мне щас скажешь, куда парня дел.

— Ты, Крюк, сбрендил на старости? Я ж перед тобой как на ладони стоял. Куда я мог его деть? Он вообще к нам на вашем берегу прибился. Из лодки выходим, сидит. Не разговаривали даже. То ли снулый, то ли по жизни такой. Не понял.

— Ой, врешь!

— Ты меня на фуфло ловил?

— Сейчас и поймаю. Харитошка! Харитонушка, иди сюда, родимый. Докажи плохому дяде, что не все тут дураки, как он думает. Есть и умные, навроде меня.

Затопали, но осторожно, мяконько. Кто-то вошел в допросную через наружную дверь.

— Расскажи, Харитоша, с кем господин Углов в Алмазовке жил-проживал, за кем ухаживал как за красной девкой?

— Ой, век воли не видать, ой, гадом буду, расскажу. Он рядом завсегда хлопчика держал. Видный хлопчик, молоденький, но страсть какой красивый. Танька еще с ними крутилась.

— Про Таньку не надо. Давай про парня.

— Так чего же-ж? Утекли