Порой цена независимости слишком высока. И потому вокруг Тары страсти и политика, дележка власти и влияния, заговоры. Одни Дома благоволят Ньювотеру, другие ведут дела с Шельфом, третьи лоббируют интересы туату. А над кучей-малой стоит грандлорд из Дома МакГрат, и за ним решающее слово, войска, банки. Но сколь людей мечтают подвинуть избранную фамилию, спят и видят себя в короне?..

Уверен, слишком многие. Вот и сдают карты, ищут комбинации, козыри. Порождают мстителей в масках, борцов за свободу или против засилья чужаков. Объединяются в союзы, предают и враждуют.

Но надо ли участвовать в чужих играх? Ведь от Заказа на Летопись Исхода смердит политикой как дерьмом из канализации. Вернулся потому, что на кону стояла собственная жизнь и рассудок. Как только получу подтверждение, что неведомая напасть отступила, с удовольствием продам владения, и свалю куда подальше.

Поморщившись невеселым мыслям, я вздохнул и подобрал брошенную Стариком газету. Мазнул взглядом по статье о бойне в библиотеке, надолго задумался, глядя на смазанное фото десятков истерзанных тел, обгоревшего холла с развалинами столов. Перелистнул и начал читать заголовки из желания отвлечься.

И верно, рекламы новых гностических приспособлений хватало. Заметки о происшествиях в Нижнем городе, некрологи, афиши театров и цирков, интервью с какими-то важными дельцами, разборы законодательных инициатив и заказные чернушные рецензии.

Цены, болги, туату, строительства храмов, балы и концерты, преступления…

Настроения вчитываться и вникать в жизнь давно чуждого города, не было. Я знал, надо. Но испытывал отвращение и апатию. И потому перевернул страницу, закрывая разворот, собрался встать и пойти в ванную.

Но тут взгляд случайно скользнул по фотографии какого-то священника на фоне изукрашенных фигурным литьем ворот храма. Я затаил дыхание, не понимая, что привлекло внимание. Наклонился и всмотрелся внимательнее, изумленно приподнял брови. Быстро перевел взгляд на заголовок — Абрахам МакМолоуни получает должность епископа.

Что?..

Протерев глаза кулаками, вновь вчитался в текст:

«…получает должность епископа ордена Госпитальеров в епархии Тары. Лорд Ланти МакМолоуни поздравил сына и объявил большой прием в гроте фамилии тридцатого числа второго месяца осени. Приглашены представители Старших Домов, а также высшее духовенство и военные чины. В программе анонсирована пышная церковная служба, бал и банкет, выступление лучших музыкантов…»

С фотографии на меня смотрел высокий нестарый мужчина с цепким взглядом черных глаз, кривой улыбкой, коротким ежиком волос. Судя по властному лицу, расслабленной позе и широким плечам — далеко не аскет, а скорее политик от мира религии. Но обряжен в черную рясу, на груди массивная цепь с медальоном в виде простого креста, заключенного в круг.

В воображении сразу вспыхнула картинка, нарисованная повествованием монаха Аерина во время битвы в Лимбе — изможденные теурги в ажурных доспехах из красной селенитовой проволоки покидают обитель, запечатывают врата артефактом похожим на подвеску новоиспеченного епископа.

— Да ладно! — пробормотал я пораженно. — Таких совпадений не бывает.

Или случаются?..

Помедлив мгновение, я прикинул — два дня в запасе. Отмечать назначение епископа в Самайн не рискнули, не к лицу для рода священнослужителей что-то затевать в языческий праздник. В День Всех Святых тоже не особо к месту, так что решили чуть раньше. Но время есть. Если помогут Фергюс и Дампир, могу успеть.

Рискнуть?..

Призрачный авантюрист в душе широко ухмыльнулся.

— Господи, Ормонд, этот кошмар, правда, позади?..

В голосе Брана сквозила смесь безмерной усталости, отвращения и вместе с тем облегчения. В ответ я криво ухмыльнулся, скосил глаз на растрепанного и вспотевшего, красного от смущения и злости друга, безжалостно добил:

— Только начался.

— Спаси и сохрани!

— Сам вызвался составить компанию, дружище. Так что наслаждайся высшим обществом.

Широким жестом я обвел огромный холл, сверкающий огнями, золотом, лживыми улыбками, благоухающий изысканными духами, наполненный гулом голосов и мелодичной музыкой, пестрящий нарядами и гербами Домов.

Пугливо оглядевшись, Бран поежился. И, пожалуй, смущение бывалого моряка заставило меня самого корчить хорошую мину при плохой игре, изображать иронию и цинизм. Внутри же кипел и исторгал проклятия, в воображении пинал холеные морды, сочащиеся пафосом и высокомерием.

Отвык я. Да и привыкал ли?.. Давно сроднился с судьбой авантюриста-искателя без права повернуть назад. По правде говоря, и не хотел возвращаться, такое существование полностью устраивало.

Прошлое само отвергло. А я топнул ногой и отверг его.

Как ни парадоксально, ошибся. Потому как теперь, когда властно позвало обратно, я не смог отвертеться. Но очень хотелось. Плюнуть и послать. Злобно и грязно.

Но не получилось. Тени умеют быть настойчивыми.

Или пока не получилось.

Я не соврал и в малости. То было лишь начало. Но какое унизительное.

И надо ж проклятому распорядителю на входе в грот МакМолоуни громогласно прокричать мое имя и титул. Что хуже — последующие секунды тишины, или разразившаяся затем буря, — не знаю.

«Оу, лорд МакМоран, вы живы? А Лиадан говорила, куда-то пропали. Мы думали, погибли, как ваш батюшка… Радость-то какая! Радость!»

«Ормонд, а разве вы не в монастыре? Нолан вроде делился, что приняли постриг».

«МакМоран, приветствую в обществе! Очень рад, что столь громкая фамилия воскресла после долгих лет тишины… О, а кто с вами? Слуга? Телохранитель? Очень осмотрительно».

«Лорд, вы так скромны в своей одежде. Господи, так мило и стильно!..»

Голоса отдавались под черепом навязчивым гудением, а в глазах рябило от множества лиц, разноцветных нарядов, нарочитой роскоши обстановки, фотовспышек. Позолота всюду: на стенах, на люстрах, шторах из тончайшего паутинного шелка, на мебели из настоящего дерева, на пушистых коврах. Обязательно в виде символов солнца, ликов Иисуса и апостолов, святых и ангелов.

И это в обители рода, славящегося набожностью и аскетизмом. Страшно представить, что творится в жилищах других, менее скромных. Наверное, и ночные горшки щеголяют благородным желтоватым оттенком.

Вместо благоговения изобилие вызывало раздражение. Особенно на фоне собственного грота, заросшего пылью и плесенью. Меня то и дело подмывало чихнуть. Привкус мощной смеси разнообразных духов лип к языку, першило и в глотке. Ко всему прочему благоухание резко контрастировало с вонью душ.

Эмпатия дар полезный. Постигаешь людей, настроение, мотивы. Иногда спасает от неприятностей. Но в толпе запах эмоций силен, практически оглушает. Ты видишь сотни масок, коими люди прикрывают истинное обличье. Дико хочется найти ванну и смыть с себя незримую грязь.