которых все равно недостаточно и не могло быть достаточно для того, чтобы справиться с этой проблемой!

А я еще считал, что вся эта история — она про меня!

— Не смей! — продолжала в ужасе кричать Дочь Ночи, отступая от Птичника и атакуя, хлеща его все новыми и новыми плетями Тьмы, посылая в него шрапнель из черных шипов, осыпая градом узких и длинных, будто бы двумерных, вытащенных из тени, копий.

Но Птичнику было все равно. Он знал, что ничего из этого не способно навредить, поэтому он просто шел вперед, и все попытки Дочери Ночи задеть его, пропадали втуне.

И так продолжалось до тех пор, пока в спину Дочери не уперлась стена свежеотстроенного своими же руками дома.

— Не смей… — тихо всхлипнула она. — Уходи! Уйди!

— Нет, Фиона… — тихо сказал Птичник, вытягивая руки и переплетая свои пальцы с ее. — Я больше никогда и никуда от тебя не уйду. Теперь мы всегда будем вместе. Пусть даже в мире мертвых. Я готов к этому. Наконец — готов.

От его пальцев по рукам Ди потек жидкий желтый Свет, словно огромный кусок светолита таял, заливая кожу. Дочь Ночи, тихо поскуливая, смотрела на этот процесс расширенными от ужаса глазами, дергалась, в попытках освободить руки, но Свет намертво сковал отца и дочь и превратил их в единое целое. Тело без души, оставленной в мире мертвых, и душа без тела, вырванная из этого мира против всех мыслимых законов, объединялись для того, чтобы наконец-то восстановить мировой порядок и вернуться туда, откуда все началось. Снова оказаться за гранью смерти. Но на сей раз — уже без возможности вернуться. И без желания.

Дочь Ночи, кажется, лишилась чувств — по крайней мере, тело ее обмякло и Птичник был вынужден подхватить ее под талию, чтобы она не упала. Сияние Света становилось все ярче, он заливал все вокруг, превращая ночь в день, выжигая Тьму вокруг, освобождая от нее здания, серый бетон которых после антрацита казался чем-то божественно-красивым…

На этот Свет невозможно было смотреть. Я приложил ладонь к глазам козырьком, запоздало сообразив, что мое тело снова мне подчиняется, но и это не помогло — два силуэта, слившиеся в один, сияли так ярко, что из глаз потекли слезы и мне пришлось отвернуться.

Казалось, Свет давил даже на уши — ровным плотным гулом, словно от взлетающего, но никак не могущего взлететь самолета. Он сжимал мозг, как гидравлический пресс, заставляя меня морщиться от боли и в какой-то момент я сам не заметил, как зажал уши, пытаясь хотя бы уменьшить этот шум, приглушить его! Еще немного — и я просто сознание потеряю от всего этого!

Но раньше, чем это произошло, я услышал прямо у себя в голове тихий голос Птичника, которому, казалось, все, что происходит вокруг совершенно не мешало:

— Спасибо, Лайт. Ты все сделал правильно.

А потом все померкло и я отключился…

Эпилог

— Ладно, твоя взяла! — Лизка остановилась и, тяжело дыша, уперлась ладонями в колени. — Я не могу за тобой так долго бегать!

Я улыбнулся и отцепился от карниза, на который запрыгнул, убегая от нее. От нее, Кейры, Фиби и нескольких новичков нашей команды, которых мы только-только набрали.

Подобные тренировки стали для нас обыденностью, но уже не для того, чтобы перемещаться по ноктусам и уж тем более не для того, чтобы бороться с корпорациями. Теперь это было просто развлечение. Я принес с собой в этот мир новый вид спорта, и, несмотря на то, что пришлось его некоторое время использовать не по назначению, он все еще оставался лишь спортом. Так что я решил, что пусть он им и остается.

С момента, когда человеческие глаза в последний раз видели Дочь Ночи, прошло три месяца. Птичник объединился со своей дочерью, зная, что окажется на том свете вместе с ней и на сей раз без обратного билета, ведь теперь никто не давал ему дополнительных сил для подобного обмана вселенной. Да к тому же оставшаяся на том свете душа, наконец получившая смухлевавшее тело, вряд ли захотела бы с ним прощаться вновь. Так или иначе, в мире больше не осталось ни Дочери Ночи, ни Птичника, ее отца.

И вместе с ними не осталось и Тьмы. Лазейка в мир мертвых закрылась, и все, что оттуда лилось, захлестывая мир живых, без подпитки извне, исчезло. Исчезло моментально, заново освобождая все те районы, которые были захвачены Тьмой, возвращая их в том самом виде, в котором они их застигла.

Только без людей, конечно. К сожалению, людей не могла вернуть никакая магия. Или, вернее сказать, могла — но только лишь заново запустив круговерть Тьмы, смертей и разрушений. Все то, что оказалось в мире мертвых, должно оставаться в мире мертвых. Так устроен мир. Как минимум, эти два мира.

Огромные территории Города снова стали доступны, но некому было их заселять. Оставшиеся несколько тысяч людей были заняты решением множества других проблем, как оставшихся с прошлых времен, так и новых, возникших из-за огромного количества опустевших рабочих мест. Где-то постоянно случались какие-то сбои, рабочих рук не хватало и даже бывшие нелегалы-светлячки были вынуждены как минимум четыре часа в день работать над восстановлением нормальной жизнедеятельности Города. И я тоже, куда без этого. Но все воспринимали это спокойно и понимали — иначе никак. Это плата за то, что мир избавился от вековой тирании со стороны явлений, которым практически нечего противопоставить. Плата за то, что больше нет нужды ставить на кон жизнь, выбираясь в ноктусы, плата за то, что больше не нужно считать гроши, выбирая, купить еды или астриума, за то, что можно больше не бояться ни лоа, ни рангонов, ни эманаций Тьмы. И пусть до спокойной и нормальной жизни еще как до Луны на задней передаче, это не страшно. Со временем все наладится, я это точно знаю. У людей остался Свет, их верный и незаменимый помощник практически в любой отрасли жизни. У людей остался я, знающий, как обращаться со Светом лучше, чем кто-либо другой, познавший его на таком уровне, что выше было бы только само Солнце, способный научить и поправить других. У людей осталось все нужное для того, чтобы снова сделать свою цивилизацию процветающей, а людей — счастливыми.

И первые счастливые люди уже появились, и это были казадоры. Когда из мира ушла вся Тьма, она ушла и из них тоже, отняв у них их невероятные способности, но взамен — вернув им человеческую физиологию. Когда, спустя месяц, когда Город готов был коллапсировать от нехватки еды и возможностей ее достать, прибыла делегация казадоров, которые снабдили людей едой и хорошими новостями — за этот месяц в их рядах было диагностировано целых три беременности. В то время как раньше хорошо если беременела одна женщина в полгода.

При помощи уцелевшего дирижабля «Верпен» Город наладил сообщение с фермой казадоров, и под руководством Триллы, которая правила корпорацией жестко, но справедливо и очень эффективно, продовольствие начало поступать настоящей рекой. Буквально через месяц «Биотех» подал официальный запрос на слияние корпораций и вступил в «Верпен» всем своим составом и парком оставшейся техники. Постепенно на протяжении всего маршрута следования дирижабля начали селиться люди, уходя из районов, которые спаслись благодаря «Горизонту». Город «перетекал», как амеба, меняя свои очертания и подстраиваясь под новые реалии. А конкретно у нас появилась огромная, просто невероятно большая, не влезающая в границы воображения, площадка для тренировок.

Я взял Лизу за руку и мы подошли к парапету крыши, за которым открывался закатный вид на мертвый Город. Нет, не мертвый — находящийся в режиме гибернации. Пока что он просто стоит на паузе, но пройдет время и дома вновь заселят люди, на фабриках заработают конвейеры, а в барах и кафе зазвенят тарелки и бокалы.

— О чем думаешь? — спросила Лиза, повернув ко мне голову.

— О людях. — честно ответил я. — О тех, что выжили и о тех, что появятся благодаря ним. О том, что со временем люди снова заселят весь Город. И то, что Тьма у них отобрала и то, что только благодаря Тьме и появилось.

— Не скоро это случится. — Лизка была как всегда оптимистична. — Столько всего еще может произойти за это время.

И она, в общем-то, была права — произойти могло все, что угодно. Извержение вулкана,