Матиас задрожал. Мальчик попятился, поднявшись на одну ступеньку.

– Я его снял, но там была кровь, много крови, – объяснил он. – Посмотреть еще раз?

– Она беременна? – продолжил расспросы иоаннит.

Юный поляк колебался. Глаза его забегали – он пытался сосредоточиться.

– Ты знаешь, что это значит? Она носит в себе ребенка? У нее большой живот? – начал терять терпение рыцарь.

– Да, думаю, я знаю, что это значит.

– Ну? Другие трупы ты описывал с уверенностью, достойной Амбруаза Паре!

– Да, наверное, она беременна. – Бледное лицо Юсти залилось краской. – То есть мне так кажется, но я не уверен. Не знаю. Она вся исколота, порезана… – Он стал показывать раны убитой женщины на себе.

– А ребенок? Ты видел ребенка? Они вырезали его? Говори, парень!

– Я не знаю. Не знаю! Простите. Ее зарезали.

Подросток прикрыл рот ладонью – то ли больше не мог говорить, то ли боролся с тошнотой.

Тангейзер вздохнул. Он все сделал неправильно. Нужно было подняться и посмотреть самому. Но теперь сделать это было еще труднее. Он протянул руку, намереваясь похлопать своего юного помощника по плечу, но мальчик отпрянул.

– Юсти, мне не следовало просить тебя. Я проявил слабость. Прости, – пробормотал рыцарь.

– Я рад, что могу вам помочь, – возразил протестант. – Это было не так ужасно. Не так ужасно, как видеть своих братьев.

– Нет. – Иоаннит посмотрел ему в глаза. – Это хуже.

Он подумал, не испытывает ли юноша злорадства, мрачного удовлетворения от того, что убийца его родных тоже потерял своих любимых людей. Но если это было и так, его нельзя было в этом винить. А может, это в Матиасе говорит его собственная злоба?

– Иди и жди меня вместе с Грегуаром и Клементиной, – велел он Юсти.

– Я еще не был на верхнем этаже, – попытался возразить тот.

– Не волнуйся.

– Что вы собираетесь делать?

– Иди и жди на улице.

Когда Юсти ушел, Тангейзер перестал сдерживать себя, и его вырвало прямо на собравшуюся у его ног кровь. Желудок был почти пуст, но его вырвало еще раз, и стало немного легче.

Он начал подниматься по лестнице. Мертвый лакей, гостиная с мертвыми детьми, Симона д’Обре, привязанная за щиколотку двумя ярдами золотистого шнура, – все как описывал Юсти. Отрезанные гениталии, которые он нашел у двери в сад, не принадлежали никому из тех, кто был здесь. На жертвах было множество ран – их убивали яростно, но неумело, не имея представления о жизненно важных органах и кровеносных сосудах. Человек, убивший Алтана, был опытнее. Но его банда явно состояла не из матерых головорезов – даже среди преступников не так много убийц. Скорее всего, это юнцы, стремящиеся взять от жизни все за те несколько лет, что им осталось, пока болезни, насилие или виселица не подведут черту под их существованием.

Своих убитых грабители забрали с собой. Им пришлось потрудиться, причем явно не из уважения к мертвым. Они – то есть он, самый опасный из них, убийца Саваса – не хотели, чтобы их узнали.

Госпитальер поднялся по узкой лестнице и обнаружил наверху две спальни, обе разграбленные – там не оказалось ни простыней, ни подушек, ни даже матрасов. Во второй комнате он почувствовал запах Карлы. Запах ее кожи и любимых духов. Матиаса захлестнула волна горя. Нет, он не имеет права на чувства!

Свежая сажа в камине и черные следы на полу. Тангейзер вспомнил, что видел сажу на отпечатках маленьких ног за дверью. Старый трюк. Они спустили по дымоходу мальчишку, чтобы он открыл им дверь. Очевидно, из этого ничего не вышло. Тангейзер предположил было, что именно этого парня Алтан повесил на двери, однако отрезанные гениталии принадлежали взрослому человеку. И еще он был уверен, что его жена не позволила бы убить ребенка.

Дорожные сундуки Карлы исчезли. Так же, как и ее виола да гамба. Сквозь планки кровати Матиас увидел ночной горшок, наполовину полный. Из груди его вновь поднялась волна горя, от которой окаменело лицо – это была черная громада скорби, стыда и любви, неотличимой от телесной муки. Иоаннит оперся о подоконник разбитого окна, выходившего в сад, и жадно ловил ртом воздух. И он еще ругал Юсти за меньшее! Гораздо меньшее. Ударил его. Слабак. Лицемер. Драчун и убийца. Из его горла вырвался сдавленный стон, словно исходивший из глубин души.

– Тангейзер? – донесся из сада испуганный голос молодого гугенота.

Оказывается, стон был громче, чем ему казалось. Госпитальер взял себя в руки.

– Не бойся! – крикнул он в ответ.

Затем Матиас вышел из комнаты и стал спускаться по узкой лестнице. На площадке второго этажа он остановился. Дверь спальни была прямо за его спиной. Нужно было найти священника. Нужно было хотя бы прикрыть ее тело. Но чем? Внутри него словно кипел вулкан чувств. Боль. Тошнота. Ярость. Он уже не знал, что правильно, а что нет. Все казалось ложью. Хотя рыцарь точно знал, что вынесет вид Карлы – со вспоротым животом, проткнутой ножкой стула. Но он не хотел чувствовать запах ее крови. Тангейзер видел разграбленные города во всех уголках мира, видел слишком много подобных картин – таких же ужасных. Слышал смех, волнение и радость тех, кто думал, что изобретает эти зверства, старые, как само человечество.

Он не хотел помнить Карлу такой, какой найдет ее в спальне.

Не хотел, чтобы этот образ лишил его жалких остатков души.

– Я люблю тебя, – прошептал он еле слышно.

От подступивших слез горло сдавили спазмы, и госпитальеру стало стыдно. Он с усилием сглотнул.

А потом спустился по лестнице и вышел из дома, ставшего склепом, на улицу.

Рю-дю-Тампль по-прежнему была безлюдна. Рядом с входной дверью стоял массивный деревянный стул, настолько неуместный здесь, что граф де Ла Пенотье не сразу обратил на него внимание. На тротуаре рядом со стулом стояла оловянная чаша, наполовину наполненная вином. Тут же лежала мертвая собака. Матиас сел на стул, поднял чашу, понюхал вино, отхлебнул, прополоскал рот и выплюнул, но потом сделал большой глоток. Хорошее вино! Из кармашка на ремне рыцарь достал точильный камень и опустил его в вино, чтобы тот размок. Его подопечные вернулись с заплесневелым куском мешковины.

– Мы нашли это в погребе, – сказал Юсти. – Если хотите…

– С вашего позволения… – добавил Грегуар.

– …Мы накроем этим вашу жену. И уберем стул.

– И прочтем над ней молитву.

– Я не против, – сказал Тангейзер. – Думаю, она тоже. Спасибо.

– Вы тоже должны за нее помолиться, – сказал Грегуар.

– Я много чего должен был сделать для Карлы, но не сделал.

Нахмурившись, иоаннит посмотрел на рубаху своего лакея, под которой что-то шевелилось.

– Мы отважные, стойкие и преданные товарищи? – спросил Юсти.