руку высоко, согнув так, что локоть находился напротив моих зубов. И когда машина вырулила из двора, проехала по бульвару, развернулась в обратную сторону и мы приближались к лавке, где так и сидели Нина с Принцессой (вот опять же дебилы, не могли другой маршрут выбрать! Эх, совок…), этот майор прошипел: «Крикнешь – врежу!» (И опять-таки кто их заставлял держать открытым именно то окно, которое будет со стороны бульвара? И вообще зачем было открывать окна?). Я промолчал, оберегая свои зубы, которые мне неплохо в жизни потом послужили и более-менее целы до сих пор.

Довезли они меня до входа в приемную КГБ на Лубянке. Не в главное здание, а в такую избушку в несколько комнат с холлом. И вот завели меня в комнатенку сразу справа от входа, где усадили и стали опять со мной беседовать. Те, которые вчера толковали, еще в машине приговаривали раз пять: «Ну мы же просили не звать иностранцев! Ну мы же предупреждали!», как будто уговаривая самих себя… Тут уже воду в ступе толкли двое других; как водится, злой и добрый. Добрый потом не выдержал, послал злого в соседний гастроном купить кефир и булочки и предложил их мне.

Акция, назначенная на 10 часов утра, началась, естественно, без меня. Что там происходило, я узнавал из отрывков фраз, которые удалось улавливать, когда у дежурного звонил телефон и кто-то из моих обалдуев выбегал ответить. Вроде все шло по плану, и эти двое очень нервничали. Не знаю, что им от меня было нужно, если все и так уже шло. От того, выпустят меня или еще оставят у себя, ровным счетом ничего не изменилось бы, но они все же опасались, что если я окажусь на баррикадах, то события развернутся еще более неприятным для них макаром. Часа четыре я там просидел, пока на Арбате уже не стало утихать, а когда вышел, без всяких обязательств своим собеседникам, то рванул, естественно, во все лопатки на место событий. Был бы я умудрен, как сейчас, надо было потребовать еще справку, что я был там-то с такого-то по такой-то час… Еще на подходе к «Праге» меня перехвалил какой-то комсюк с повязкой ДНД (добровольная народная дружина) и боязливо сказал: «Виталий Иванович, мы вашу жену не трогали». Я ее сразу же нашел, и она подтвердила, что при всех разгонных действиях ее не трогали. Потом пришлось мне оправдываться и выслушивать множество возбужденных рассказов, как все происходило. Народ был в восторге.

Выставка на Арбате. Спиной к забору слева Поня, около него Конфета, посредине сестра Чапы, справа Шуруп. 1986

Со слов очевидцев опишу отдельные моменты.

Собралось довольно много народу, большей частью наши хиппаны, но листы прикрепить для творчества не смогли, так как ни бумага, ни краски не прибыли. Я даже потом не выяснял у Лебедева почему. Забивать гвозди в забор не разрешили, так что пришлось встать спиной к забору и на вытянутых руках держать картины и фотографии Чапы (Сергей Чаповский, один из трех-четырех наших летописцев-фотографов) и картины. Одну держала его миловидная юная сестра Саша Сяо, стоя рядом с моей женой, которая держала как раз мой пейзаж-мечту с Эйчкидага, кто-то невысокий держал мою «Чернобыльскую тучу», единственную вещь, которую с натягом еще как-то можно счесть политической, и то если знать, что именно изображено. На ней в арочном проеме колокольни раскачивается колокол на фоне пейзажа с рекой, уходящей вдаль, и встает из-за горизонта тяжелая коричневая тучища. И слева из верхнего угла по всей картине крестом расходятся солнечные лучи.

Выставка на Арбате. Сестра Чапы держит фото и цветок. 1986

Нину Коваленко с дочерью Ксенией забрали еще до Арбата и, продержав некоторое время и конфисковав навсегда ее картины, отвезли куда-то на «Речной вокзал» и высадили. Но 20 сентября, когда ее арестовали на ее собственной акции, которую она делала в одиночку, ей все-таки припомнили Арбат.

По свидетельству Бравера, разгонять стали далеко не сразу, и все время (немного более часа), что он находился с Лешей Кришнаитом позади толпы в основном цивильных людей, стоявшая поодаль милиция никого не разгоняла. Все было вполне чинно и спокойно. А по воспоминаниям Нины Коваленко, Бравер появился потом в окне отделения милиции (со стороны улицы), где ее с дочерью держали, и передал все новости. При этом рядом с Ниной уже были молодые люди, которых загребли с выставки.

Я так думаю, что разгон у них получился удачно под прикрытием пресс-конференции по Николасу Данилову (якобы шпиону), проводимой в то же самое время, которую, я уверен, КГБ подготовил и провел в последний момент, чтобы отвлечь все журналистские иностранные силы от Арбата и создать такой информационный шум по Данилову, чтобы заглушить как можно сильнее нашу выставку. Никогда за всю историю СССР ни по какому шпиону или врагу народа не упомню пресс-конференций, а тут на тебе, да еще и в нерабочий день! И сейчас догадываюсь, что меня они выдернули лишь для того, чтобы скомпрометировать и создать иллюзию, что я всех специально подставил и что вообще вся моя деятельность провокационная и опасная, по старой, отработанной на Юре Солнце их лживой методе. К счастью, в результате никто не пострадал, никого ни на сутки не забрали, не судили, последствий на работе или в институтах тоже не было. Зато отдухарились наши все на славу и приобрели массу симпатизантов среди прохожих. Конфета рассказывала, как обычные тетки ухватились за нее и не давали ментам волочить в машину. Другой, кого запихнули в упаковку, просто вышел из противоположной двери и спокойно встал чуть поодаль. Видели, как задерживали каких-то офицеров Генштаба, которые в субботу шли в гражданской одежде на работу через Арбат относить секретные папки. Они яростно сражались за них, потому что их могли за утерю или распространение сверхсекретной информации судить и посадить. Вообще, на подходах, оказывается, хватали всех, кто нес что-то похожее на картины, рисунки, папки, свертки, музыкальные инструменты или выглядел хоть как-то подозрительно. Забили народом два отделения милиции и еще опорный пункт в округе, держали одновременно по 200 человек и, когда были не в силах справиться с наплывом новых задержанных, прежних отпускали. Говорят, что в этот день прошли через руки карателей от 600 до 800 человек, причем некоторых забирали не по одному разу…

Деталей о самой выставке я до сих пор не знаю. Одни говорили, что ничего особенного не было, другие утверждали, что было несколько поливальных машин, которые разгоняли толпу. Говорили, что были тысячные толпы, что действительно всех с похожими предметами для наших действий винтили. Что места у забора хипня заняла беспрепятственно и что менты в количествах околачивались в сторонке, что все было мирно и празднично, пока какая-то (не знаю ее чина-звания) бабень не налетела на Свету Конфету со специально спланированной, скорее всего, руганью, а та ей не менее смачно ответила. Тогда началась какая-то потасовка, при этом хиппей с детьми стали обычные граждане защищать очень убедительно, а винтилово производили люди в штатском, причем очень нескладно, и поначалу менты им не помогали. Потом, когда уже высокое начальство стало бросать в бой этих же ментов, они волокли за руки и за ноги Конфету и других героев дня в упаковки. Люди брались за руки, отвоевывали своих и… держали высоко картины и фотографии, которые так и не смогли ни прикрепить, ни прибить к тому славному забору. Но ни одной фотографии или картины не было арестовано или попорчено, все вернулись владельцам в целости.

Рассказывали, что все-таки прорвались три-четыре журналиста, и за одним негром, спортивным парнем, который не хотел расставаться с камерой, гнались несколько не очень резвых толстяков в форме и без. Парень имел отличную спринтерскую подготовку и длиннющие ноги, поэтому оторвался сразу метров на 50 от преследователей. Другого корреспондента побили, а третьего то ли задержали, то ли вытолкали подальше. Но вечером правдивое радио, несколько станций, сообщили правду и о выставке, и о разгоне.

Я считаю эту выставку кульминацией хипповской активности и, как бы это сказать, общественной акцией самопоказа и самовыражения. Она родила вообще